06.05.2013
Публиковался в журнале «Homo legens» (Москва).
Всё вернётся «на круги своя», даже выйдя из графика,
каждый вновь попадает в какую-нибудь колею.
Ткань реальности хрупкая как шоколадная вафелька,
кропотливо трудясь, укрепляет структуру свою,
и в полуденный чай добавляют настойку шиповника,
и застывшие волны планеты не видят того
как течёт по артериям нефть, и уходят в чиновники
музыкальные дети цветов не спеша, делово.
Вид бесценных бумаг нас пленяет, но мы улыбаемся
осторожно, поскольку и так в этой плотной среде
мы под тяжестью тел и желаний всю жизнь напрягаемся
и всё думаем, и не умеем ходить по воде.
А ведь как бы хотелось коснуться далёкого берега
и на простенькой флейте сыграть тихий, светлый мотив,
навсегда позабыв про открытую кем-то Америку,
в окруженьи крылатых существ излучать позитив.
Ради этого мы отрекаемся от телевиденья,
уезжаем в деревни, где ближе сырая земля,
ходим в длинных одеждах как странники сказочной Индии,
а идём то ли в ученики, то ли в учителя,
и про святость и карму, про новые вероучения
говорим, говорим, говорим как на странном суде.
Только вот для того, чтобы справиться с этим течением
не в конце, а сперва надо просто пойти по воде.
Я так много узнал, а теперь не пойму: с этим знанием
что же делать, когда ежедневно приходится мне
в данном теле — толковом, но склонном к мечтам и страданиям
как-то жить в той огромной, холодной и бедной стране,
где чайковская сельская осень опавшими листьями
устилает дырявые ленты гравиек, а там,
где добра наживают и делятся скорбными мыслями
процветает торговля, а с ней эрмитажи реклам,
и знакомый по книгам с есениными и сократами,
а на собственном опыте с участью лишних людей,
я учусь торговать, а вернее на жизнь зарабатывать,
и как все продавцы не умею ходить по воде.
..Свежий хлеб знать не знает о правде блестящего лезвия.
Чёрной кошкой скользнёт в глубину неосознанный страх.
Неужели всё дело в одной лишь бессмертной поэзии,
неужели всё дело в одних лишь красивых словах
о какой-то любви, о каком-то духовном парении,
а в действительности прав был известный писатель-фантаст:
как в грязи грузовик мы увязли в испорченном времени
между волей и болью, и некому выручить нас.
Хотя может быть здесь налицо чуть заметная трещинка,
говорящая о приближеньи к опасной черте,
ведь не зря вспоминают историю краснодеревщика,
о котором известно, что он мог ходить по воде.
* * *
Листая газеты, вникая в программы,
где новости с кинопремьерами, движемся мы
согласно традиции влево и вправо,
слегка опасаясь котомки, тюрьмы и зимы.
А стоимость жизни растёт, это значит
растёт напряженье в коленях, желудках, умах,
настроенных на размноженье в условьях
зверинца, а не инкубатора. Зависть и страх
помощники так себе в этом процессе,
значительно выгодней линзы и бензопила,
и город, где можно купить всё, что хочешь,
выстраивать планы, влюбляться и делать дела.
А если на улицах убрано, стоит
почувствовать лёгкий восторг от его красоты,
придуманной нами, а значит вторичной,
но очень способной влиять на слепые мечты
конечно о том,
что будет потом.
о цифрах, какие стиральным не смыть порошком.
А стены квартир
приносят свой мир,
и, подогревая собою прохладный эфир,
планета вращается возле светила
со скоростью, равной количеству новых авто.
Народу становится больше, чем надо,
но этого факта уже не осмыслит никто.
И сонмы бродячих проэтов шагают
по зёрнам асфальта, ни дней не считая, ни вёрст,
а в небе летят табуны алконавтов
на бледное пламя цветных наркотических звёзд.
А те, кто не в теме покорно въезжают
в метро, наблюдая как вновь, покидая перрон,
идёт цифровая мадонна с букетом
фиалок из пластика в новый плацкартный вагон.
Такой андеграунд с его рок-н-роллом
нам светит надолго, и мы будем счастливы с ним,
конечно в том случае, если на воздух
по милости юных борцов за прогресс не взлетим.
А там как всегда
остынет вода,
и снова на плоскость стеклянно-прозрачного льда
седая метель
постелет постель,
затем, чтобы вновь рассказал лучезарный апрель
как плавится снег, прогревается почва,
и музыка с жадностью пьёт переливы ручья.
Бесформенный сгусток ментальных абстракций
бессилен проникнуть в бездонную суть бытия.
Поток информации плотный как камень
прессует молекулы памяти в точку, так что
мы вряд ли оставим какой-нибудь оттиск,
а если оставим, его не заметит никто…
Ведь мало кто помнит вчерашние фильмы
и мало кто видит чьё имя стоит под статьёй.
Не много кому интересен твой почерк
на шахматном поле, хоть пешкой ходи, хоть ладьёй.
И сам-то ты тоже увидеть не можешь
на контурной карте предместья, которого нет…
А есть звон трамвая, скворцы у дороги,
полчашки какао и ветер, и солнечный свет.
Так много везде
чудес в решете,
а всё-таки тайна скрывается в белом листе,
и очень легко
как в рот молоко
течёт кислород и влечёт далеко — далеко.
* * *
Зимний город очарователен вечером,
особенно ветви, покрытые густым инеем
на фоне морозного чёрного неба
освещённые желтоватым огнём фонарей.
И если долго смотреть вдоль проспекта,
дома выстраиваются в геометрически точные линии
вместе с рекламными букварями
и металлическими продолжениями людей.
А узоры на стёклах — это буддийские мандалы
мгновенные и прекрасные, как девичье тело.
Вглядываясь в эти кристаллы, невольно
вспоминаешь о том, что, в конце концов, ты — часть воды,
её капля, отливка в четырёхгранной форме
из сыроватой глины, посыпанной мелом
в синтетических тканях и прочей пластмассе
текущей вперёд — от звонка до беды.
Что бы ни говорили, не принимай близко к сердцу,
ведь ты где-то слышал: всё будет нормально.
Здесь так много тех, кто совсем не отсюда,
но ещё больше тех, кто похожи на нас.
А постоянные жалобы на судьбу
даже в белых стихах — это так тривиально,
лучше бесплатно открой свои двери
в той точке, откуда звучит Космический Джаз.
Сталью конька по замёрзшему озеру,
склёванной дичкой, вольфрамовой нитью
свет выворачивает наизнанку
погружённый в собственную бездонность эфир,
и где-то внутри возникает пространство,
или свобода, нет, скорее — открытье,
которое выше ледников Гималаев,
а ещё, говорят, интересней компьютерных игр.
Что с него взять, кроме бархата саксофона
на дворцовой площади вечером в мае?
Его не понять даже самой известной формулой,
но только что пить по чуть-чуть натощак,
это импровизация вне знаков и нот,
перед ней за ненадобностью отступают
даже голливудские кинозвёзды,
а они знают толк в этих вещах!
И лирические герои фронтменов рок-групп
облюбовали облако над ромашковым полем
и пощипывают струны гитар, точно зная,
что всё, сочинённое ими, пройдёт мимо касс.
Им открыты все тайны, кроме одной:
зачем внизу столько баррелей алкоголя,
когда на закате так ласковы дикие рыбы
и так безвозвратно прекрасен Космический Джаз.
А так называемый я в окруженье
водителей, попутчиков, продавцов и вахтёров
могу поддержать любую беседу,
хотя сам, похоже, не в силах начать ни одной.
Играю себя очень правдоподобно,
притом что не обладаю талантом актёра,
но, по крайней мере, находятся те, кто
ещё здороваются со мной.
Я даже делаю вид, что мне интересно
кто станет следующим президентом,
как закончится финальный матч по футболу
и с кем примадонна ложится в постель,
а курсы валют — это просто праздник,
который всегда со мной, даже летом
среди вечнозелёного кислорода,
попадающего точно в цель!
Но кто я такой? Как я здесь оказался
с телевизором на столе и магазинным салатом,
с тоннами иллюзий на дне подсознанья,
мешающих вникнуть в законы движения масс?
Эта съёмная комната с жёсткой кроватью
и какие-то странные цифры после слова «зарплата»
принципиально вне границ моего пониманья.
…Но, видимо всё это тоже Космический Джаз.
* * *
Досконально изучая карту северного края,
ходит — бродит по пригоркам деревенский декадент.
Он по всем законам жанра одинок и неприкаян,
бесполезен, отвлечён и не понять во что одет.
А вокруг автомобили обрастают гаражами.
Те, кто встроились в систему верят помыслам благим,
в магазинах пахнет сыром, хлеб и сахар дорожают,
на уроках пенья дети переписывают гимн.
И над этой галереей снов, реклам и откровений
словно только что сошедший с довоенных кинолент,
несмотря на ожиданье скорых светопреставлений,
в белых тканях пролетает грустный ангел Сэконд Хэнд.
Он является к несчастным и смешным, а деревенский
декадент читает книжки и, не ведая того,
что возможно это правда, он уверен: неизвестно
что здесь хочет проявиться и не может без него!
Мы, конечно, вспоминаем, как топтали грунт пророки,
но едва ли окрылит нас их безрадостный вердикт.
Дети в школах ищут кайфа и не делают уроки,
те, кто встроились в систему без проблем берут кредит.
И почти никто не видит как чуть выше (неспроста у
всех свидетелей процесса не осталось слов о нём)
в маске красного дракона юный ангел Чайна Таун
греет круглую планету синтетическим теплом.
Ничего, что по дешёвке. Это просто и не больно –
встать за грань телеэкрана, даже если ты теперь
иллюстрация на полке русской классики и только...
Где-то рядом и свобода, и незапертая дверь.
..Здесь морозно, так что даже напечатали в газете:
восемь месяцев продлится отопительный сезон.
На уроках рисованья в снегирей играют дети,
те, кто встроились в систему ищут форму и фасон.
И по всем законам жанра с карты северного края
должен, в общем-то, исчезнуть деревенский декадент,
но он жив, поскольку честно его труд оберегают
юный ангел Чайна Таун, грустный ангел Сэконд Хэнд.
* * *
Сколько раз на траве оставляли босые следы
те, кто шли не сюда, чьи одежды из льда и слюды?
Хочешь — пей дикий мёд, хочешь — выбрось билет до столицы
из окна, а затем выйди целым из чистой воды.
Суть вещей не нова и порой до смешного проста,
и — в какой уже раз — ты начнешь, как и надо — с листа,
когда под рождество на отечественной колеснице
чуть не въедешь туда, где не требуются паспорта.
Только солнечный свет каждый день воскресает, смеясь,-
на прибрежных холмах порвалась белоснежная бязь,
наступила весна, прилетела Прекрасная Птица,
встало всё на места, а вернее — усилилась связь.
Твоим именем вряд ли когда-то окликнут звезду,
оспа времени ест твоих идолов в Летнем Саду,
если кто из друзей и рискнёт тебе ночью присниться,
выходя из кино, ты проснёшься в холодном поту.
Местный житель в автобусе спьяну расскажет о том,
что лишь в полста втором всё свернётся, но где же тот дом
из кедровой сосны, где спасённые смогут укрыться,
он не спросит тебя и на станции выйдет потом.
Облегчённо вздохнув, ты заметишь, как мышцу свело.
Ох, не прост путь к себе,— на асфальте песок и стекло,
но когда над тобой проплывает Прекрасная Птица,
растворяется всё, что царапало, ныло и жгло,
и ты видишь, как вновь летним днём зацветает кипрей,
как искрится ручей меж камней, как сильней и сильней
ход истории жмёт на педаль, нивелируя лица,
вертикально к нему просветленье, но свет фонарей
так прекрасен порой, что классический струнный квартет
в переходах метро не играет уже двадцать лет,-
чем отчётливей шрифт заголовков на свежих страницах,
тем серьёзней вопрос, на который немыслим ответ.
Среди пашен и трав, окунувшихся в белый туман,
среди стройных берёз, среди стен, переулков и стран
за окном — тихий свет, в чистом небе — Прекрасная Птица,
это может быть всё, что придумаешь, но не обман.
* * *
Туман над водой по утрам не имеет названья.
Тепло полусонной земли не имеет границ.
Натянутой лески не видно в потоке сознанья,
И шёпот созвездий не слышен за пением птиц.
История встретит тебя у дверей магазина,
даст несколько старых, потёртых монет, а затем
уйдёт в никуда, ибо стоимость литра бензина
сегодня важней пактов, саммитов, битв и поэм.
И только что смотрят ещё несмышленые дети
кино о седых чародеях, огне и кольце,
а белые бабочки кружатся возле соцветий,
их крылья в плену ароматов, а лапки в пыльце.
А белые бабочки кружатся возле соцветий,
их мысли в плену ароматов, а лапки в пыльце.
Кто скажет: зачем мы вошли в этот храм без билета?
Чьи несколько слов положили начало всему?
Чей голос тебя унесёт на другую планету?
Чей почерк позволит вернуться к себе самому?
Куда поплывёт чашка из-под похлёбки, и люди
пойдут эффективность лекарств испытать на себе?
Порой параллельное миру пространство иллюзий
нужнее карьерных высот в конкурентной борьбе.
Тем более все эти кодексы, своды, законы,-
лишь экклезиаст неудачников. Суть суеты.
А белые бабочки гладят воздушные волны
и кружатся возле прохладной июньской воды.
А белые бабочки гладят воздушные волны
и кружатся возле прозрачной июньской воды.
«Прошедшее время серьёзней колонн Парфенона»-
сказал неизвестным солдатам бессмертный Кощей.
Наш путь измеряется разве что долей микрона
на тысячу лет и на тонну волшебных вещей.
Конечно, при этакой скорости жизненно-важно
почувствовать качество обуви, мощность движка,
пропорции комнат и плотность обложек бумажных,
ведь только в финале спектакля по звуку свистка
судьи в центре поля мы дружно уплатим налоги,
и леска порвётся, и может быть станет светло…
А белые бабочки кружатся возле дороги
и бьются нечаянно о лобовое стекло.
А белые бабочки кружатся возле дороги
и бьются несчастные о лобовое стекло.
* * *
Прохладней стали дни, морозней стали ночи,
всё меньше и плохих, и радостных вестей.
Ты размышляешь о происходящем, впрочем
несложно разглядеть, что линии путей
открыты и крупны как облетевший тополь.
А если есть душа, то у меня она
чем дальше, тем сильней похожа на некрополь,
притом, что вспоминать я не люблю. Волна
молитв ушла в песок, а мы всё ждём и просим
то счастья хоть на миг, то горя от ума.
Но лёг на землю снег, и это значит осень
закончилась, и к нам опять пришла зима.
На речке станет лёд по щучьему веленью,
до новогодних дней опять подать рукой,
однако те из нас, чей ритм сердцебиенья
неровен и упрям, узнали, что покой
по сути — керосин и спички, а снаружи
то олово да медь, то мебель да бельё.
А те, кто впереди не лучше и не хуже,-
им просто повезло, но это — не твоё.
Тебе читать стихи и помнить: понемногу
лекарство долгих лет излечит боль потерь,
а белый, белый снег ложится на дорогу,
и шепчет: не мечтай, не думай, и не верь.
Зачем лепить закат густой червонной краской,
зачем искать родник, когда не хочешь пить?
О боже, как твои иллюзии прекрасны,
как дорого за них приходится платить
рублями неудач, холодным, горьким чаем,
гортанной ворожбой каких-то чёрных птиц.
Но звёзды любят ночь, и все мы отвечаем
за верность старых притч и глупость небылиц.
И только отзвучит ответ наш, как вернётся
такая тишина, хоть зажигай свечу.
А белый, белый снег блестит на зимнем солнце.
..Я ничего не жду, не верю, не хочу.
-------— Завершение пересылаемого сообще
Оргкомитет конкурса