25.01.2012
Они сейчас подействуют уже
и ты уснешь покоен и блажен
и ничего дурного не случится
среди закатов ласточек стрижей
и петушков на палочках и спицах
еще пока акация щедра
и осыпает землю семенами
цикорий синий между валунами
и выжженные солнцем добела
настурции кивают головами
как много дашь еще раз посмотреть
на то чего и нет уже в помине
там поднимались долгие ступени
гранитные невидные на треть
под бабочками желтыми сухими
то серые зеленые одни
то с бежевыми светлыми боками
там половинки ящериц мелькали
и замирали головою вниз
и крыльями как листьями шуршали
как часто было нечего сказать
но ты ложился закрывал глаза
и речь текла легко и безмятежно
каких-нибудь пятнадцать лет назад
на тех же лежаках матрасах тех же
где кипарисовый кончался строй
кончался день шелковицей густой
и стыло ежевичное варенье
пойдем домой теперь пойдем домой
успокоительное звукоповторенье
как трудны переходы в высоту
что там за точки темные внизу
что там за мир квадратами расчерчен
любой любой доверившийся сну
неуязвим недвижен и бессмертен.
вологда
дома тепло в вологде холодно
я не поеду
мало ли где взлетные полосы
легкое небо
от спиртовой яростной крепости
рябь и помехи
мало ли кто делает глупости
что ж теперь ехать
надо же как тают кораблики
в реках апрельских
не торопись шаг приноравливать
к ветреной речи
мало ль клялись нежностью хрупкостью
именем милым
надо же как веточка хрустнула
переломилась
***
ехать осталось четыре часа
сна ни в одном глазу
миленький миленький на весах
сладкая вата в тазу
пончики на меду
весна в девятом году
миленький кружится голова
перевелись слова
выстрелы в пустоту
вот и закончились чудеса
вот и рассыпались голоса
во поле. во саду.
***
какой сегодня день
должно быть воскресенье
последний раз я слышала тебя
во вторник
был безветренный осенний
прекрасный час за первым ноября
мы улыбались весело и нежно
не пел петух и голос не дрожал
еще ничто не появилось между
и сладкий день объятий не разжал
а только поцелуй меня осталось
и только спрячь меня куда-нибудь скорей
и та же долгая блаженная усталость
и медленное пение дверей
пожалуй да сегодня воскресенье
пять раз стемнело начерно со дня
когда последний надо же последний
я все глаголы действия тебя
***
А.О.
выйди в город там декабрь
дебаркадер и река
ломкий лед покатый камень
улиц гнутые бока
за трамвайными звонками
перекресток дождь кабак
наклоняется над нами
неба пекарский колпак
ветер бешеный и стылый
не пугайся если вдруг
город — розовый обмылок —
выскользнет из мокрых рук
***
Засыпаешь в теплой ванне,
Словно плод в просторной маме,
Словно селезень в тумане,
В жестких гладких камышах,
Слушаешь подводным ухом
Трубный гул, тугие звуки,
Засыпаешь кверху брюхом
Вроде куклы-голыша.
Победил Ламарка Дарвин.
Ты путем рудиментарным
Возвращаешься, май дарлинг,
На мильоны лет назад
К тем, слепым, рожденным ползать,
Тыкавшимся в дно без пользы,
Бившимся прибоем оземь,
Неумеющим сказать.
Снова постигаешь муку
Кистеперо плыть по кругу
Сквозь упругие потуги
К земноводной немоте,
От холодного шипенья
Через сиплый свист сирений
К тошнотворным ощущеньям,
Что слова не те. Не те.
Просыпаешься слезами,
Мерзнешь, но не вылезаешь,
В детский возвратясь экзамен,
Где, мрачнее, чем гроза,
Бабушка тащила санки,
Слезы капали в овсянку,
Слезы портили осанку,
Слезы портили глаза,
Мелкой солью высыхали,
Обжигал кисель в стакане,
И рвало тебя стихами
От бессилия сказать.
***
Ни о чем не думай, пиши во тьму,
Все равно она все поглотит.
Если будет страшно — дождись весну
И умри на ее излете:
Поглядишь на солнечную возню,
На салатовый гомон бодрый.
Но зимы не бойся — тебя возьмут
Хоронить при любой погоде.
***
когда-то лиличкина дача
за переездом в глубине
малиновый катался мячик
по перекопанной земле
и было холодно и тошно
за разговорами и без
и от дождя кричала кошка
чтоб ей открыли наконец
ветер за нее мяукал
дверной приподнимая крюк
и страшно в дом пустить а ну как
запрыгнет спящему на грудь
***
долго сумерки ложатся
и качаются впотьмах
деревянная лошадка
золотая бахрома
мы не старые живые
скоро станут холода
и метели кочевые
поведут свои стада
чтоб небесные овечки
в нашей осени паслись
и сухой пятиконечный
пережевывали лист
а покуда ветер тонок
вечер долог голос тих
в тайных сумерках медовых
скоро нам не будет их
***
Усни теперь, покуда не болит,
попробуешь руками — нет, не больно.
Приснится голубое небо ли,
ли луг, ли водоем, ли лес, ли поле.
Усни теперь, свернувшись колесом,
калачиком, колечком, поросенком.
Невыносимо чувствовать сквозь сон,
невыносимо чувствовать спросонок,
как вдоль спины отправлены гонцы
до темени, до пяток, до лопаток,
как боль, проснувшись ранее, чем ты,
морфееву простреливает вату
и колется подушкой пуховой.
И катишься, как яблоко слепое,
как пушечное ядрышко, авось
где хрустнешь и покинешь поле боя.
***
последний страх врасплох застигнет
во сне — и дрожью пробудит
накинешь что-нибудь на спину
толкнешь окошко — и застынешь
там снег
и жалко уходить
на подоконник оба локтя
и лбом к холодному приник
как глупо, Господи, из плоти
ведь только дух обременишь
по небу проплывает лодка
тебя по-прежнему колотит
но не ложишься
временишь
***
М.Б.
...потому что кризис веры пережит
и никто его уже не бережет
человечек переходит на режим
при котором каждый день наперечет
и внезапно открываются глаза
на текущее по пальцам молоко
зло косится беспокойная коза
и подойник заполняется легко
и становится не страшно умирать
целиком до самых клеточек тугих
никаких ему не будет райских врат
вечных мук не будет тоже никаких
***
Даже глаз не откроешь, проснувшись.
Будешь слушать в рассветной тоске,
Как гремят и грохочут снаружи
Разным мусором в грузовике.
Все не нужно, не важно, не страшно,
Если правда потом умирать.
Сколько ж в людях отваги бумажной,
Чтобы мусор пойти убирать.
Там, наверное, небо сереет.
Ничего не видать из-под век.
Это первое тонкое время
И его не хватает на всех.
Анна
у папы были темные радужки
мы жили с ним плохо, темно и страшно,
потом переехали к нашей бабушке,
маминой маме, от папы подальше.
мама бивала меня, что я дикая,
ленивая, молчаливая, не улыбаюсь,
я слушала из спальни, как часы тикали,
не выходила до вечера, не вставала, не умывалась.
что эти люди хотели от меня такого,
когда поговорили, решили — и переименовали.
добро бы еще имя мое было плохое,
а то ведь из Лизы — в Аню.
зачем они вдруг говорят: ты девочка, ты красавица, нет, ты принцесса —
и наряжают в фижмы, стараясь, чтоб вышло пышно.
что же они недовольны, что я влюбилась в немецкого этого нарцисса?
зачем выбирают мне мужа и спорят, точно я их не слышу?
приводят бледного жалкого мальчика, тонкого, как тростинка
я бы такого сама без труда уместила в жмене
я не хочу не люблю не пойду но они нас женят
и целых два года гостят незванно: именины, обеды, крестины,
со мной говорят о делах, о бумагах, а мы-то — едва знакомы,
одна суета, и скука, и улыбаться надо...
чего они, господи боже, хотят, когда выгоняют нас всех из дома,
новорожденную крошку мою в спешке роняют на пол,
ну хорошо, мы уехали, все, нас нету.
они увезли с собой моего пятилетнего сына
разделили меня с любимой.
и кажется — так, для смеха,
пишут мне разные гадости в письмах буковками косыми
мы то и дело едем или дворами стоим чужими
мне даже радостно стало рожать каждый год — все же дети
очень скучаю по старшему, Катя растет глухая, но Лиза и Петя
здоровы, Алеша тоже толкается как двужильный
я пятые роды не вынесу, это без лекаря ясно.
Господи боже, храни моих деток.
Юлю мою не остави.
веселую, легкую, шуструю Юлю мою — ей теперь белое с красным
ткать полотно и шить двадцать лет, будто швея простая.
Нам в нашей жизни хватило сполна и любви, и счастья.
Господи, славься.
Оргкомитет конкурса