22.06.2011
Вижу море пред собой,
Голубое море.
Горе чёрною волной
Тихо впало в море.
Почему же чернотой
Пятна в нём? И в споре
Отвечают: с головой
В нём топились. С головой
В нём топили горе…
***
Вновь часовые пояса,
И стрелки-конвоиры,
И гололёда полоса,
И пьянки, и трактиры,
Аэропорт, полночный зал
Нас разлучат с тобою.
«Вернусь, вернусь, — ты мне сказал, —
Вернусь назло конвою».
Мы, полумертвые враги,
Насажены на общий вертел.
Об нас почистив сапоги,
Просушите над пеклом смерти.
Устала я топтать Эльген.
Конвой сечёт: «Для нормы — мало!».
С небес — назад, из ночи — в день
Я умирала, воскресала
Там, где расплывчатый восток
Мне показался б нежным раем.
Я не пробившийся росток
Под небом северного края.
***
Ты приходишь ко мне небритый —
Рада я,
И на грудь твою хризолитом
Падаю.
Зацелую тебя в морщинки —
В каждую,
Лишь скрипят на зубах песчинки
Жаждою.
А потом ты попросишь чаю
С сахаром,
Я по кухне своей летаю
Птахою.
Ты уйдёшь, а душа излита,
Мятая.
Снова бьюсь о пол, хризолитом
Падая.
***
Зачем опять я жду звонка
женатого мужчины —
из бед чужих не сплесть венка
для счастия. В пучине
людской молвы мне век тонуть
в злословице колючей…
К его груди хочу прильнуть,
как наземь прыгнуть с кручи.
Коснусь рукой седой главы
нестарого мужчины,
на чьём лице ножом судьбы
оставлены морщины.
В этом лютом краю
Тебе жить не дают.
За забором из снега высоким
Ты, как зверь в западне,
Тебя давят к стене
И пытаются выжать все соки.
Средь густых ледников
Стая белых волков
Уходила по снежному броду.
И за ней по следам,
Неподвластный верстам
Зэк глотает со снегом свободу.
Спотыкается шаг,
Покидая УРЛАГ,
Но стрельба уже неподалёку.
На осечку стрелка
Уповает зэка
И на вязких снегов поволоку.
Волчий бег поутих,
Вдруг, оставив своих,
Развернулся вожак белой стаи.
Он подснежной тропой
Уводил за собой
Беглеца в заполярные дали.
Злая вьюга визжит
И глаза им слепит
Пеленою стеклянных осколков,
Когда ветреный плёс
Тихим эхом донёс
Вожаку плач расстрелянных волков.
И горят фонари,
Как на вышках в таёжные годы.
От зари до зари
Лай собак, так похожий на вой.
Вспоминается мне
Лютый холод колымской погоды,
Вспоминается мне,
Как кричал на замёрзших конвой.
Что оставлено там —
Молодые и лучшие годы;
Снова там-тара-рам,
Снова холод далёких миров.
Я листаю сейчас
Свой архив по лишенью свободы,
Перед вами сейчас,
Как на шмоне, стою без штанов.
Птицы жалобно кричат
Над поникшими колосьями.
Я покинул свой причал
На закате рыжей осени.
Шум далёких поездов
По ночам недавно чудился.
Восемь лет я не ездок
Во дворы знакомой улицы.
Дождь решёткой оцепил
Пустоту дворов заброшенных.
Я сорвался, как с цепи —
Здравствуй, сизый,
здравствуй, прошлое.
Ставить душу на ножи
Никогда не перестанете —
Воротиться поспешил
В те дворы фрагментом памяти.
Птицы жалобно кричат
Над поникшими колосьями.
Я покинул свой причал
На закате рыжей осени.
***
Ты Среднюю видишь Обь.
Сургут мне — как два удара.
Распята моя любовь
На карте земного шара.
Зачем тебе мой звонок,
Когда там кино в «Авроре»?!
В гостиничный потолок
Пускаешь дымок. И вскоре
Бежишь обнимать Сургут,
Сидишь на речном причале:
Там звёзды горят и мрут
На небе. Ты всё в печали.
Погладишь руками Обь,
Напьёшься за стойкой бара:
Распята твоя любовь
На карте земного шара.
Пускай ты сейчас вдали,
Где северный дует ветер.
Спасибо, что шар Земли
Всего лишь один на свете.
Мне бросил вызов злой Свердловск…
И мы расстались на ступенях
Бутырки. Словно дальний ров
я перепрыгнула хотенье
лететь по следу. И Тюмень
тебя свернула с полдороги,
а я, подстреленный олень,
опять пытаюсь встать на ноги.
Хотя на завтра, знаю я,
объявит на тебя охоту
твоя кривая колея.
И я в глухой хандре до рвоты
семь дней в стенах Москвы большой
пинаю с возгласом бутылки,
как хулиганка. Жду, родной,
когда обнимемся с тобой
в дверях трактира на Бутырке.
***
Как алмазы блестели глаза у тебя
И чуть щурились в зареве лампы.
Удушающий дым сигареты, рябя,
Источал замудрённые штампы…
Я жила, как жила, да и ты жил, как жил.
Этот вечер закончил «корриду».
И всю ночь напролёт тихий дождик служил
По скитаньям двоих панихиду.
В строю полжизни под конвоем
Рассветы с чИфиром встречал.
Плыл чёрный ворон надо мною
В холодных северных лучах.
Полжизни карцеры, этапы,
Тюрьма, срока, ещё срока.
На теле Ленин синим крапом,
И лет чуть больше сорока.
Вернулся, зоной искалечен,
Там, где за волю видел сны.
Полжизни — за такую встречу,
Полжизни — за глоток весны.
Что ждёт теперь на вольном свете,
Не буду загодя гадать
Судьбе — заржавленной монете
Вчерашний глянец не придать.
Здесь «город» мой в тени воспоминаний,
Здесь каждый взгляд, как в прошлое провал.
Я душу отдаю на растерзанье,
На «память» отдаю ему права.
Струит из кабака ночами «Мурка» -
Тоску вместить — душа моя тесна.
Здесь в зелени цветущих переулков
Как пьяная шатается весна.
Шатаюсь вместе с ней до самой ночи —
— свободы долговязая весна…
Всё, чем жила — живёт уже заочно,
На уровне несбыточного сна.
Привет тебе, привет, Бутырский хутор!
Ты душу наизнанку развернул.
Гуляю здесь среди весенних утр
В знакомом горько-липовом плену.
Но в мире всё расшатано, непрочно,
То горы, то зыбучая межа.
Я «город» свой покинула досрочно,
Опять сейчас придётся уезжать.
Когда ещё вернусь сюда — не знаю,
Гадать не стану — кофе сберегу…
А там… Там за окном гудят трамваи,
И молодость проходит на бегу.
Опять на северо-восток сместились оси,
Осела грязь на каблуках моих сапог.
Я на Бутырской не живу вторую осень,
Вторую осень всё как по ветру листок.
Как жаль, что стало не хватать уже порою
В субботний вечер кутежей по кабакам.
Как есть, в полжизни заплатила бы ценою
Что б любоваться на бутырский Нотр Дам.
С югов на северо-восток мотаю кроссы,
Щемясь в тоске, охрипшим голосом кричу:
Как я без улицы своей вторую осень;
А третья, может, будет мне не по плечу.
Задождил опять сезон,
И природа в унисон
Поменяла свой фасон
За забором.
Неизменна лишь сосна,
И баракам не до сна.
Раскалились до красна
В небе зори.
И голодная шпана,
Отрицаловка одна,
Проводила другана
За ворота.
Забросали листья двор,
Разожжёт браток костёр.
Эй, колоду сдай, мастёр,
Для народа.
Кум нальёт себе стопарь,
И всю ночь горит фонарь.
А завсегдатый кулинар,
Как и в зиму,
Закоптил весь потолок,
Приготовив чифирок
На подмётках от сапог
Из резины.
Разукрасила листва
На заборе кружева,
Разогрелась пацанва
Разговором.
Разгорланились скворцы.
Не удержишь тут слезы.
Только ветер засквозит
Мне за ворот.
Задождил опять сезон,
И природа в унисон
Поменяла свой фасон
За забором.
Неизменна лишь сосна,
И баракам не до сна.
Раскалились до красна
В небе зори.
И голодная шпана,
Отрицаловка одна,
Проводила другана
За ворота.
Забросали листья двор,
Разожжёт браток костёр.
Эй, колоду сдай, мастёр,
Для народа.
В этом небе просвета не будет —
Грозовые идут облака.
Укоризною время осудит,
Жизнь потопит событий река.
Сбились с курса трассёры в маршруте —
Впереди смотрит в грудь остриё.
Мы живём оголённостью сути,
И от этого, может, живём.
По бокам — с языков и во взглядах
Закричит, закишит вороньё.
Этой жизни сегодня не кряду
Оказалось твоё и моё.
Просквозило от встречного ветра,
Занесло по такой темноте.
Неужели не видно просвета,
Неужели все встречи не те.
Будет время и стадий распада -
Рухнет весь неустойчивый слой,
Дождь прольётся грозою и градом
Над сплошной пустотой.
***
Всё, что было тобою сказано,
Будто вилами по воде.
Я, наверно, тобой наказана,
Утонувшая в суете.
Я, наверно, тобой наказана,
Безнаказанным — легче мир.
Объясню тебе перифразами,
Не томи меня, не томи.
Не ловила ещё журавлика
В небе пасмурном никогда.
Вот такая сплошная Африка
К двадцати четырём годам.
От былых жизни взлётов — месиво,
Всё падения, всё в тени.
Мне с тобой, сероглазый, весело
В невесёлые дни.
***
Жизнь лаконична — старт, игра, финал;
И в августе уже желтеют листья.
И что б любить втроём, мир слишком мал,
Но безграничен для познанья истин.
Мне наперёд выкуривать печаль,
Ведь треугольник, он с краями бритвы.
Душа вчера покинула причал,
В проталины легла на поле битвы.
И всё сначала: мир троим так мал;
И в августе уже желтеют листья.
Жизнь лаконична — старт, игра, финал…..
Я на Рублёвку не попала,
Не раскуражилась на ней,
Ведь мне с Бутырского централа,
Как в стометровку гнать коней.
Рублёвка шумно пролетела
Над грешной головой моей.
А может, я, такое дело,
Промчалась выстрелом над ней.
А там всё ж гнаться не за пылью,
Разбогатеть и жить бы в масть.
Когда-нибудь туда намылюсь,
Натренирую только пасть.
И, как в народе говорится,
Что нет, мол, худа без добра —
Потом вернусь, чтоб раскрутиться.
Спокойно спите, фраера!
Оттого ли теперь уныло,
Оттого ли не радостно мне,
Что болезнь с головой накрыла?
Оттого ли и топит в вине?
Не видать мне прежней забавы,
И глаза затянула бель
Оттого ль, что все девки шалавы?
Оттого ли, что я — кобель?
Оттого, что любил любую,
Не осталась во мне прежних сил.
Я теперь роковУю пулю
От судьбы своей получил.
***
Под вечер в небе был пожар —
предвестник холода.
Как лист осиновый дрожал
и спрятал бороду
осенний почерневший лес
в глубины озера...
Пожарами горят с небес
остатки осени....
***
Попала в зону вечной мерзлоты,
И солнце остаётся только словом.
Сюда ведут холмистые пути,
Храня судьбу под наледью суровой.
Где не хватает пламенных костров
До уровня полёта здешней птицы.
Ну, дай мне шанс оттаять от снегов
И сыростью травы степной упиться.
Оргкомитет конкурса