22.06.2011
(стих о простом расставании)
У меня изо рта алым знаменем
На потеху балдеющей публике.
Мы с тобою создали республику,
Но столица объята восстанием.
Независимою декларацией
Льется кровь изо рта на обочину.
Мы с тобой не крестьяне/рабочие
Но плацдармы уже в оккупации.
Можешь верить, я чтил конституцию
Даже пьяный и даже по пятницам.
После каждой моей революции
Ходишь в самом коротеньком платьице.
Я не слушал доносы и кляузы,
Ненавидел эсерскую критику,
Мой заряженный верою Маузер
Хладнокровно расстреливал митинги.
Мы с тобою, конечно, фанатики,
Но твоя смс-прокламация
Слишком чужда идейной тематике
Нерушимой, но загнанной нации.
В наших бухтах швартуются флагманы
Иностранной военной флотилии.
Чтобы сдать им знамёна со стягами
Нам достаточно капли усилия.
Интервенты с оскалами псиными,
Отвратительным танковым скрежетом
Окружили нас бронемашинами
— Сколько крови-то.
— Больно? Зачем же ты..
Я поеду, мне завтра к восьми..
(моему деду, которого я ни разу не видел)
Здравствуй, дед! Мальчишкой мне хотелось,
Чтоб ты, зайдя, на старый сеновал,
Набрав пригоршню вишни переспелой,
И, молча закуривши, прочитал.
Я как-то понемногу, в общем, вырос,
Уже всё реже подтираю нос.
О том, что не сошлось и не сложилось
Теперь я вспоминаю не всерьез.
Мы все мечтаем! В облаке заката,
В безудержном мерцании витрин,
Увидел я, что ты видал когда-то!
Передо мной раскинулся Берлин!
Он очень-очень сильно изменился!
В нем вся Европа пенится, гудя,
Но я невольно там перекрестился,
Как будто бы на кладбище войдя.
Ты знаешь, дед, я стал учить немецкий,
Я лыблюсь немкам, немочки в ответ!
Так просто и, как будто, по-соседски,
И, проходя, поглядывают вслед.
Я говорю на ломаном английском:
Откуда я и как меня зовут.
И, удивясь, подсаживаюсь близко:
“Чего ж вам всем так хочется в Москву?”
Народ в кафе общителен и весел,
И немцы улыбаются вовсю!
Берлинский Кайзер бы давно меня повесил,
Поэтому я пиво с ним не пью!
Здесь воздух лакировано солиден,
Но город помнит, даже через лак,
Твой красный танк на Unter den Linden
И доверху заплеванный Рейхстаг.
Берлин, как гордая красавица в постели,
Молчит, но помнит, как в сырой золе,
Смиренно опускался на колени,
Наверно, лучший город на земле!
Любимый дед, Рейхстаг теперь отмыли.
Да Бог бы с ним, у всех свои грехи!
Я даже не был на твоей могиле
И не срывал в оградке сорняки.
Я с тобой перед сном говорю,
Объясняю, советуюсь, спорю.
Я надеюсь, закончится вскоре.
Ну не прыгать же, право, в петлю!
Мне от этого легче чуть-чуть —
Терапия из самообмана.
Вот, ты здесь, возле спинки дивана
И щекочешь мне пальцами грудь.
Обещаю, последний денёк!
В диалогах под психонаркозом
Мне-то легче, но сыпятся слёзы
И заходят на новый виток.
В медицине мы режем на раз,
Обезболив рабочее поле.
Но эфиром нельзя обезболить
Область раны, кровящей сейчас.
Резать скальпелем — это не в счет,
Скальпель, он не чета для заточки!
Скальпель режет, ты рвёшь на кусочки.
Заменяю вопросы на точки,
Многоточие позже придет.
Какое чудо — девушки поэтов,
Рассказчиков, певцов или лжецов!
Я так любил вас, милые, за это,
За то, что сам порой бывал таков!
Вы забивали электронный ящик
И телефон смешными смс,
Вы ваших мальчиков забыли в настоящем,
А я-то в прошлое изрядно подзалез.
Любил гулять, сжимая ваши руки,
Вы злились: почему я пропадал?
Да потому, что сам порою пел со скуки,
Писал стихи, рассказывал и врал!
Бывает так, хочу поговорить
О том, что лишь тебе одной понятно.
Легко влюбиться, больно разлюбить,
А вот любить, как ни крути, приятно!
С тобой молчу, разглядывая даль
И жду, порой, какого-то подвоха.
С тобой меня всегда берёт печаль,
Но без тебя мне почему-то плохо.
А ты читаешь все мои стихи!
Конечно же, не время для итогов,
Но то, что нам положено от Бога
Не может быть ненужным и плохим!
Запоминаешь что-то наизусть.
Моя любовь — большой конструктор Lego,
Я столько от нее уже набегал,
Что сам теперь тихонько к ней плетусь.
Мне был сегодня странный сон
Как будто ангел в бригантине
В накидке из цветастых линий,
С мечом, что носит княжья гридь,
Пришел со мною говорить!
Стремглав ко мне метнулся он,
Занес мне меч над головою!
Обняв меня другой рукою,
Он не дышал в щитках стальных,
Но был живее всех живых!
Он молвил, не открывши рот,
Взведя свой меч, не опуская:
“Я знаю, что тебя терзает,
Изводит. К жалости глухи,
Тебя гнетут твои грехи.
Теперь настал и твой черед!
Ты был ли счастлив в те минуты,
Когда в любовь играя чью-то
Платил презрением и злом?”
“Я был жестоким дураком!
Я был им! Но и стал не сам.
В моей душе не меньше вмятин!
Я не имел тогда понятья,
Я был, как будто, в тот момент,
Не человек, а инструмент!”
Я поражен его глазам:
Прозрачней воздуха в три раза!
“Ведь я сполна уже наказан!”
“Ты, предавая, помнил сам,
Что всем воздастся по делам!”
Я ухватил его за кисть!
“Неужто так всё безнадёжно?
Я так устал!” Он вскинул ножны,
Как будто зло во мне гоня,
Прошел мечом насквозь меня!
Мгновенно всюду раздались
Многоголосия хорала!
Автобус двигался к вокзалу,
Весь шум и пенье пустоты
Был мой рингтон. Звонила ты.
Ты стал мне чуточку роднее,
Когда бураном завалил.
Теперь я злиться не умею:
На это больше нету сил.
В твоих заснеженных бульварах
Не тонут мелкие шаги,
И, видно, мы с тобой не даром
И не друзья и не враги.
Дороги. Белые дороги.
И тут и там, под снежный дым!
Скорее бы замерзли ноги,
Чтоб больше не ходить по ним!
На “до” и “после” раскололо
Дорогу — не переступить!
И может я такая сволочь,
Что не могу тебя простить!!!
Снежок накрыл твои фасады
До самой ранней до весны.
Мне радости твоей не надо,
Да и метели не нужны.
После долгой свободы и лени
Отлучения в карцер хотим мы.
Эти опыты необходимы
Для баланса обратных явлений.
Наши встречи у камеры в среду
Раз в неделю, под грифом “секретно”!
Здесь на это строжайший запрет, но
Я недавно зарезал соседа.
Если б знала меня пару лет ты,
Боже мой, превращаюсь в кого я!
Но стараясь держаться конвоя
Я плотней прижимаю браслеты.
Добровольная сдача под стражу
Не в первОе для беглого зека,
Но впервые не думаю даже
О возможном маршруте побега.
Наверно, потому что ты неместная
И видимся мы реже чем положено
Твой силуэт дорогами окрестными
Встречается улыбками прохожими.
Я наигрался в драмы и трагедии,
Я вытер слёзы встречными тревогами.
Иду за тем, что раньше не заметили,
Но в этот раз неместными дорогами.
Мой город кружит башнями отвесными
И клонится деревьями к обочине.
Наверно потому, что ты неместная
Он стал твоим нарядом укороченным.
Эта девочка с китайским Vertu,
С шоколадно-вафельной конфетой,
Вроде всё нормально. Только **р там!
Ничего нормального здесь нету.
Эта девочка с зелёными ногтями,
С записью к психологу на утро,
С неотвеченными вызовами маме,
Неотвеченные вызовы кому-то!
Слишком хочется скорее стать своею!
Слишком хочется заплакать и вернуться!
Все вокруг такие корефеи,
Ни, простите, пукнуть, ни сморкнуться!
Все вокруг в особенной когорте,
Чешут ж*** или пучат губы.
Лучшеб раз заехали по морде,
Чем годами лыбиться сквозь зубы!
Это девочка с поддельным телефоном —
Слишком хочется скорее стать своею!
У кого-то нет ни родины, ни дома,
А кого-то даже дома гонят в шею.
Я часто вспоминаю эту сцену:
На кухне. Табуретки. Бирюса.
На ней китайский фартук до колена
И заспанные узкие глаза.
На щечках отпечатки от подушки,
Под глазками усталые мешки.
Мука на стол рассыпана из кружки,
Она стоит и лепит пирожки.
На коврике уснувшая собака
И я ловил дыханье по глотку,
Когда из синей кружки с зодиаком
Она на тесто сыпала муку.
А я вертел на сломаном диване
Магнитики со звёздами Кремля
И этот фартук из китайской ткани
Был самым сексуальным для меня.
Решают всё детали и нюансы!
И мне важней ловить и понимать
В ее руках и взглядах резонансы,
Чем просто затащить ее в кровать.
Я будто бы разглядываю стену,
А сам слежу за взмахами муки.
Я часто вспоминаю эту сцену.
Она стоит и лепит пирожки.
История эта
Про жизнь туалета,
Не надо советов —
Себе помогай!
Я с прошлого лета
Был био-клозетом
Не ради памфлетов,
Прошло и пускай!
Во мне забывали
Романы Стендаля
По пьяни читали
Шекспира с Басё.
На зимнем вокзале
Во мне замерзали,
Как губка сухая,
Я впитывал всё.
Ломали мне стены
За вскрытые вены
И Барби и Кены
Втирали кокос.
Во мне размножались,
Кололи, ломались.
Под самоанализ
Я думал и рос.
На каждой неделе
С баллоном корпели
Почти Рафаэли
И горе-Дали!
Обычные люди.
Обычные люди!
Сходили и будет,
Смывай и вали!
Поломанной крышей
Я видел и слышал,
Как медленно дышат
В заряженный шприц.
В работе по квоте
Ужасно воротит
От тысяч и сотен
И задниц и лиц!
О, как же охота
Быть частью чего-то,
Но в чертову квоту
Сортиры внесли.
Вот стать бы продажным
За чирик бумажный,
Но как-то, однажды
Меня унесли.
Отмыли, протёрли
Не знаю хитёр ли
Для био-уборной,
А, может, везёт?
Я думал: кому же
Я, сломанный, нужен,
Но дядька досужий
Заметил и вот!
Подружки-бидешки
В кераме норвежской
И музыкой с флэшки,
Когда позвонят!
Еще нехватало
Анализа кала!
Не много, не мало,
Взялись за меня!
Теперь я проточен,
С режимом рабочим,
Бачок позолочен
И лазерный код.
Хозяин единый
Приятный мужчина,
Единственный минус,
Что задвое срёт!
Но только немало
Скучаю по залу
И шуму вокзала,
Когда тишина.
Засуньте тактичность!
Есть принцип обычный:
Когда всё отлично,
Нам нужно говна!
В разрезе продольном
Я видел, как больно
Обидно и больно
Молчать о судьбе.
Истории эти
О Вашем портрете.
Смывай в туалете
И счастья тебе!
Наверное, у каждого случается момент,
Когда ты хочешь тут же, моментально
Достать восьмизарядный пистолет,
Холодный длинноствольный Вальтер.
В толпе людей всегда немало склок,
Не так посмотрят и не так ответят.
Вставляй патрон и нажимай курок,
Никто вокруг того и не заметит.
Пусть отлетают, распластавшись ниц
С ворованною мелочью в кармане.
Весь этот город хамов и тупиц,
Что так безумно радует ночами!
Там, впереди, сквозь заросли голов
Запитый бомж в заблеванной рубахе
Цепляющий манжеты рукавов.
Ну вот тебе-то я сейчас отправлю на хер!
Пошлю, да так, чтоб слышали вокруг
Кривящиеся мраморные рожи!
За лживость слов и за неверность рук,
За всех-за всех, кого вот так послать не можешь!
Весь этот мир доносчиков и слуг,
Пускающийся к вечеру на блядки,
Ну вот же ты! Но ты зачем-то вдруг
Даёшь ему бумажные десятки.
И с миром все становится в порядке.
Оргкомитет конкурса