21.06.2011
Знать не желаю безумцев,
Что не хотят слышать слов твоих.
Повелеваешь пажам своим
Ослепить меня заревом тысячи солнц,
Оковать в тяжелые кандалы,
Устроить во мне пожары
Меня, рождённую утром ранним
В день Ивана Купалы
В день, после ночи разгула всех
Вурдалаков и ведьм,
Пощади.
Из нитей серебряных, тонких как волос,
Сплети мне невидимый кокон,
Чтобы встретила тебя тоже целой и невредимой
Той же, что проводила.
«Ну что, солдатик, стоишь за порогом?»
Дрожишь. Одежда твоя промокла.
Пока тебя не было, нас одолели дожди.
Бог точно читает Маркеса
И превращает наш город в Мокондо.
Пока тебя не было, я прожила целую жизнь,
Очень долгую и одинокую жизнь.
Глаз не смыкала ночью.
Ужасные были дни.
Небо над головой твоей будет чистое.
На рассвете меня разбудишь
Мягким взглядом своим —
Медленным нежным выстрелом.
Я, рожденная утром ранним,
В день Иоанна Предтечи
Окрещу тебя сотней имен благодатных,
Воспевать тебя будут светлейшие
Мужчины и женщины
В храмах, мечетях, ашрамах.
«Отче наш, Иже еси..» —
Буду читать тебе ночью во сне и на ночь.
Всей святыней, что есть во мне
От всякой боли тебя избавлю.
«Даждь нам днесь».
Вероятно, с таким ощущением обретают веру и завершают блуд,
Мужья возвращаются в семьи, чадо отводят в сад.
Жены вкуснее готовят, их дети примерно себя ведут,
В десять в доме становится тихо — спят.
С таким ощущением ребенок услышит «да»
На просьбу купить собаку, неважно какой породы.
Так в фельдиперстовом ресторане один господин ходит туда-сюда,
Репетирует сбивчиво: «дорогая, мы вместе четыре года..»
Так, полагаю, я скоро сама научусь спокойно
Вставать в восемь утра в субботу, учить испанский.
Потом отправляться на кухню, варить тебе вкусный кофе,
Обращаться к тебе на «радость моя», «мое счастье».
Конечно, я потеряю голову — так сильно в тебя влюблюсь.
Вот видишь: не сплю ночами, пишу стихи.
А у меня от тебя ведь тоже тахикардия, такой учащенный пульс,
А у меня от тебя все слова и движения рассеяны и тихи.
Конечно, мы проживем вместе долго и счастливо и, конечно,
Уедем в Испанию, в глубокой старости там и сыграем в ящик.
Я стану тебе той самой женщиной, тем неотъемлемым элементом
Что утром дойдет до лавки и купит сливки — те самые — в синей пачке.
Хорошо, что не все еще знают, как волнующе ты читаешь рецепт
Приготовления китового стейка из твоей потрясающей прозы.
Но куда волшебнее ты произносишь «я буду заботиться о тебе»
Стоя в каком-нибудь октябре на эскалаторе «Новослободской».
что-то в груди замрет, что-нибудь остановится на нуле,
как последнее “нет” уйдет в отрицание.
меняет масштабы безвыходный космос, космос гудит в тебе.
ничего неспокойно, нехорошо. поводом переживания
может стать дурной сон, соль, рассыпанная на пол,
катаклизмы, сильный, порывистый ветер.
неврастенически мнется в твоем кулаке подол,
стопка писем, и все на свете.
вы встречаетесь ровно в девять часов утра,
выкуриваете по две у метро на входе,
докатитесь до “как у тебя дела?”.
ноябрь идет к концу, и дело всегда — в погоде.
тетрадями первоклассников в косую линейку идут дожди.
плантации в августе совсем не дают урожая.
цедишь сквозь зубы: “неделя осталась. сиди и жди”
изобилие воображая.
в столице в девять часов утра — плюс тридцать и дым.
сторицей все покрыто палящим зноем и тайнами.
с утра я вчитываюсь в ее пятибуквенную латынь,
догадки раскачиваю как маятник —
всенепременно в этом хранится какой-то смысл.
скрученное в спираль, закупоренное в бутыль
послание идет тихо и медленно /ибо штиль/
точно девушка — в монастырь.
Это лето с тобой слишком быстро закончилось,
И сколько теперь ни шепчи твое имя — не удержать тепло.
Мне бы еще один раз войти с тобой за руку в то прохладное озеро
Еще один раз увидеть тебя на фоне того
Сказочного пространства, где ты стоишь по самые плечи в воде,
И рассудок туманят смог и вчерашняя пятница,
Где я крепко сжимаю кулак и челюсть — так я рассчитываю перехотеть,
Так, я надеюсь, и ты научишься вовремя останавливаться.
Где любая пришедшая в голову мысль уходит в разряд идей,
Лишенных возможности воплощения и здравого смысла.
И с расстояния близкого хочется написать для тебя портрет..
Только не шевелись, моя сумасшедшая, моя неистовая.
В этот день твоим именем счастье мое мне явится
Миллионы танцоров вальсируют где-то так глубоко во мне..
Но без кульминации ты вдруг для меня кончаешься
Одновременно с августом. Пожалуйста, дай мне недели две
Я успокоюсь наскоро и потом писать тебе буду только по пятницам,
Потом только по праздникам буду что-то писать тебе.
В том тире, где зрачок и оружие и мишень,
Мой тысячный выстрел — очарованием по тебе.
Видишь, мой милый мальчик, месяц апрель
Уже вторую весну так благосклонен ко мне..
В том тире, где Амур не жалеет ни сил ни стрел,
Будь покладист, будь ему легкой мишенью.
Что остается мне, с ума сошедшей Кармен?..
Лишь по-цыгански раскладывать на постели
Всех карточных королей. Мой принц, жаль что не
Существует в колоде ни карты такой, ни процесса
Когда в объятьях, условно твоих, истомленная тонет
Любая: Кармен, Психея, Сапфо, богиня, принцесса…
Мысль о тебе, по сути, есть тождественность бою
(Далее читай о мишенях, ружьях и прочем)
Кто оказался сильнее Кармен ли, Сапфо ли?
Сапфо. Сапфо натягивает кружевную сорочку,
Красит губы алой помадой, целует открытки,
Сапфо безумствует и дюже чудачит.
Я перебрала немного и предлагаю тебе открыто:
«Мой сероглазый, красивый мальчик,
Хочешь, я провожу тебя?». Как швея собирает с пола
Тысячи мелких иголок, я восстанавливаю колорит
Нашей последней встречи и потом еще долго-долго
(И слово в слово)
Вспоминаю все, что хотела тебе говорить…
Я выжду, окончу вечер.
Временем и расстояньем
Себя разделить на четверть
Только тебе вверяю.
А ты ничего не пишешь..
Наверно, не совпадаем.
Летай над бетоном крыш и
Ласково называй их
Бесчисленных и безымянных,
Беременных и родивших.
Сегодня я твой задачник
И вряд ли меня решишь ты.
А ты — еще то болото,
В два счета меня затащишь.
И я уезжаю в субботу
Чтоб быть от тебя подальше.
Мой писатель пишет не самый удачный сценарий о нас двоих.
Хозяин — барин. А я, конечно, герой, но не главный и потому так робок и молчалив.
Брожу тут по мокрым улицам в серой одежде не по погоде,
В потёртой шляпе, что третий десяток уже не в моде.
К набережной подхожу.
Тут читай не с листа, а читай по морде: «невеста отчаливает на пароходе»
И почему-то светится счастьем как новенький абажур.
А у меня ком в горле, и сердце кровью, и потом неделя в таком запое,
Что так до старости точно не доживу.
Я отношу поклажу, целую руку. Возвращаюсь к оставшимся на берегу.
И машу ей, и улыбаюсь. В целом — сдерживаюсь, как могу.
Она что-то кричит и хохочет, а потом кивает: «отправлю почтой!»
И при этом так полнится счастьем ее лицо…
Да, конечно, отправишь почтой... и когда детишек тоже отправишь почтой,
Фотографию жениха не забудь вложить в письмецо.
В общем гомоне на берегу теряются крики чаек и шум прибоя,
Я источаю сдавленное горловое, одновременно: предсмертное и родовое.
Она прибывает в столицу… или в провинцию... в общем — какую-то заграницу
В плюс тридцать и солнце в зените. Я выхожу из дома, накидываю капюшон.
Радость моя, остановитесь и оглядитесь, полные легкие воздуха наберите,
Он сегодня чем-то особенным заражен.
Очень хочется тебя увезти в такую Европу,
Где акварельным пейзажем будет каждая панорама.
Где мои оголенные плечи в тебе пробуждают и похоть
И бархатистую нежность теплого океана
Со всеми твоими стремительными гольфстримами,
С потоками расплавленной лавы внизу живота.
Коллапс — это уже сейчас, ибо всюду вулканизирует
И постоянно хочется целоваться и целовать.
Это либидо, это всего лишь твое либидо.
Я вторю как мантру, что мы успокоимся, все пройдет
И ищу по всему лабиринту единственный выход,
Но всегда прихожу на вход.
Очень хочется тебя увезти в такие дали,
Где нет людей, где не мешает вообще никто.
Ты и так для меня точно бешенные магистрали,
На которых я — затерявшийся пешеход.
Пусть какой-нибудь лайнер нас высадит на песчаный берег,
Где ты будешь спать между пальмами в гамаке,
Где в ближайшем баре я выберу по цветам коктейли
И в двух руках принесу тебе.
Ты только закрой глаза и представь меня в платье из легкой ткани,
Может быть — в соломенной шляпе с большими полями,
Издалека, по песчаному берегу босиком я иду к тебе.
Это так тихо и тонко. Так и миндальная моя тайна нежит тебя во мне.
В таких пустынях, агорафобиях жарких,
Вы, безупречная моя нежность, невзирая на звонкость Вашей
Антарктики, меня миражами косите.
И Ваше дивное тело, вопреки всякой физики, логики,
Вопреки всякой физиологии,
С образом Вашим, полным осадков монет чеканных,
С образом Ваших стойких налётов «казаться старше»
Ангельчик мой, уж простите, сам Бог не свяжет.
Берите билеты на самолеты в те города и страны,
Где женщины, падкие на амальгаму,
Сами себя желают.
В случае лучшем — вздыханий Ваших,
Или рисованной Вас, но не Вас же.
Берите билет, моя девочка! «Мадам и месье,
Сегодня все рейсы летят в Марсель».
Тот самый Марсель, где пахнет круассанами и вкусным кофе,
Где юная мадмуазель в платье из льна,
Не допивая вина,
Гасит окурок и так удивлённо вдруг поднимает брови,
Видя, что Вы одна.
Этот город будет по-настоящему Ваш,
Потому что он — в Вас.
Он, вероятно, некогда был затоплен, подобию Атлантиды.
Затоплен водою
Слов, сменой декоративных дам,
Пытками болей.
Ваш город, который покамест только архитектурный план,
Который совсем еще не построен.
Смотрите дальше: воздвигните первый храм,
Быть может — мечеть,
Произнесите главную речь,
Уверенней и долговечней, чем весь Ислам
Потому что нет ничего важнее встреч
Двух точек в этой оси.
И, Господи упаси,
Вас подумать, что я осмелюсь о чем-нибудь Вас просить.
Оргкомитет конкурса