20.06.2011
Я любил гулять по вечернему городу вместе со своим закадычным дружком. Мы покупали дешёвого портвейна в пластиковых бутылках, сосисок и хлеба. А потом уходили в какой-нибудь малонаселённый район, и в зарослях полыни выпивали этот портвейн, пекли сосиски на костре, и ели их вместе с хлебом. И не важно, что портвейн отдавал ацетоном, а у дружка были больные почки — ведь здесь всё равно никто не доживал до пятидесяти. Когда дружок пьянел, он начинал говорить о грядущих революциях.
Вообще мы любили выпивать в различного рода необычных местах, обычно это была территория заброшенной мебельной фабрики, или крыша городского морга. А иногда это просто был забросанный мусором берег бухты, в которой плавали бутылки и презервативы, похожие на мёртвые медузы. В этом городе серьёзно можно было делать только две вещи — это или впасть в тоску, или безумствовать. Мы выбирали второе.
Когда мы были пьяны — нам было хорошо. Жизнь переставала казаться однообразной и неинтересной. Мы шатались с дружком по берегу, подходили к элегантно прогуливающимся девочкам в мини-юбках, интересовались за какую цену. А они нам отвечали: «Пятьдесят рублей».
— А что так дорого куколки? Мы как бы это, нищие студенты.
Но откровенно говоря в этот день нам было не до девочек, потому что мы как всегда занимались поиском смысла жизни. А девочки ох как мешают в решении таких вопросов. Зато алкоголь раскрепощал мысль и не отвлекал от дела. И мы опять пили, и жизнь опять казалась прекрасной, до тех пор, пока ты не переставал помнить себя. И только утром ты возвращался в реальность, просыпаясь в помойном контейнере во всё том же малонаселённом районе, в чьих-то недоеденных солёных помидорах, и обглоданных кур иных костях. Ты открывал глаза, смотрел на небо, а оно было таким голубым-голубым. А потом невольно задавал себе вопрос — как же я сюда попал?
Однажды один священник сказал мне, что для того чтобы начать новую жизнь, надо всего себя выбросить на помойку. Вот видимо вчера по-пьяни я вдруг и решил этим заняться. Я не находил своего дружка рядом, звонил ему в догадках — где же проснулся он, неужели опять в ментовке? Но дружок рассказывал, что проснулся он на проезжей части автострады, да… это всё-таки лучше чем в помойном контейнере, а тем более в ментовке, но не так безопаснее. Ты шёл домой помыться и переодеться, и на вопрос ошарашенных родителей: «Сынок, а ты что такой грязный то?» — отвечал им, с серьёзным выражением лица: «Ма, пап, да я чист как младенец». А после мы опять встречались, и опять пили портвейн. Дружок беспокоился о своих почках. А я ему говорил: «Да хватит ныть, отдам я тебе свою почку». На самом деле мне было жалко его, а он жалел меня, потому что знал, что я мечтал стать врачом-нефрологом, и помочь ему, и десяткам таким же как он. Но из-за отсутствия подобных учебных заведений в городе, врачом-нефрологом я так и не стал, а стал алкашом, как и он сам.
А один раз выпивали мы как-то на последнем этаже разрушенного общежития для моряков, и услышали детский плач, доносившийся со стороны близлежащего помойного контейнера. В нашем городе были нередки случаи, когда мамаши выбрасывали своих новорождённых детей куда-нибудь на улицу. Через сутки их находили мёртвыми, часто замёрзшими. Только однажды бездомная собака спасла младенца, огрев его своим телом. А в этот раз ребёнок был ещё живой и громко кричал, видимо хотел выжить. Мы спустились вниз, достали его из помойки и отнесли в ментовку. И на вопрос участкового: «Где взяли?» — так и ответили: «Нашли в капусте». В кем-то недоеденной квашеной капусте. Потом мы хотели усыновить его, но на нас посмотрели как на идиотов, и сказали что в приюте ему будет лучше. Больше в том районе мы с дружком старались не пить.
Всем моим друзьям посвящается…
В одной провинциальной газете вышла статья прозаика Седова, где он услаждая себя принципом «мол у меня ж опыта больше» — решил высказать своё мнение по существу о недавно вышедшей в свет новой книге поэта Лысова. Всё дело в том, что сочинение это представляло собой скорее не критический разбор стихов, а простое выяснение отношения, с нанесением оскорблений автору. Что ещё интереснее, в самом начале этого опуса красовался выделенный жирным шрифтом текст, о том, что его повесть заняла там какое-то почётное место, видимо упомянута она была в пример вышедшей книге поэта — какая должна быть литература, а какая не должна. Прозаик Седов назвал стихи Лысова ахинеей, а самого автора причислил к сумасшедшим.
Прочитав статью, Лысов слегка упрекнул редактора газеты в том, что тот явно поскромничал, поместив от себя небольшую информацию о повести прозаика. А вот напечатать отрывок из неё, в доказательство того, что она действительно превосходит его стихи — не решился. После этого Лысов решил зайти в редакцию газеты, узнать адрес своего обидчика, и объясниться с ним по поводу непростительных оскорблений.
Он поднялся по лестнице старого здания, нажал на кнопку звонка, и дверь ему открыл пожилой вахтёр.
— Чего надо? — спросил он у Лысова.
— Мне нужен главный редактор.
— Он в командировке.
— Извините, а вот мне хотелось бы узнать…
— Повторяю, он в командировке. Ничем не могу помочь.
Лысов вышел на улицу совершенно расстроенным. Теперь ему оставалось только возвратиться домой, и забыть эту статью как неприятный сон. Но странное дело, где же он мог слышать фамилию Седов раньше?
Чтобы хоть как-то развеять тот неприятный осадок в душе, что остался от этой злополучной статьи — Лысов решил немного пройтись по вечернему городу. Гуляя, он начал воссоздавать в памяти образы и события связанные со своей молодостью. А потом зашёл в студенческую столовую, чтобы вспомнить, что он употреблял в пищу после утомительных занятий в институте. Купив себе два бутерброда, Лысов сел за столик, случайно повернулся назад, и увидел своего старого друга детства Седова.
— Дружище, как твои дела?
На что тот сделал вид, как будто не заметил, что к нему обращаются с вопросом. Приняв во внимание факт, что Седов не узнал его, Лысов не стал говорить ему кто он такой, а попытался напомнить ему о себе другим способом. Он наклонился к ботинкам, развязал шнурки, и стал их поочерёдно завязывать. Всё дело в том, то очень давно, в детстве, Лысов соревновался со своим приятелем на скорость завязывать шнурки. И теперь этот самый приятель Седов сидел перед ним за соседним столиком.
— Теперь-то узнал?
— Узнал, — обрадовался удивлённый Седов.
Так встретились старые друзья, и что было потом не имеет смысла описывать. Но если бы не случилась эта история со статьёй, так и не встретили бы они друг друга никогда.
Оргкомитет конкурса