На главную /

21.02.2011

ЮШМАНОВА Варвара, г. Красноярск

История одной песни («Славное море, священный Байкал» Д.П.Давыдова)

Людей, живущих в Сибири, окружает природа необычайной красоты. Каждому гражданину России, а тем более — сибиряку, хотя бы раз в жизни следует побывать на Байкале, чтобы увидеть какие прелестные места есть на его Родине. Это место не только поражает, но и вдохновляет. Знаменитый писатель В.Г.Распутин писал в 1990 году о Байкале: «У природы есть свои любимцы, которые она при создании отделывает с особым тщанием и наделяет особенной властью. Таков, вне всякого сомнения, и Байкал... Славен и свят Байкал — своей чудесной животворной силой, духом не былого, не прошедшего, как многое ныне, а настоящего, не подвластного времени и преобразованиям, исконного величия и заповедного могущества»1.
Я с шестилетнего возраста каждое лето со своей семьей приезжаю на это озеро. Мы ставим палатки, готовим еду на костре, купаемся в холодных водах и наслаждаемся окружающей красотой. Здесь царит какая-то таинственная мощь, удаль, и постоянно звучат песни. Чаще всего — «Славное море, священный Байкал». Эти строки на побережье знает каждый. Они раздаются из соседних палаточных лагерей, из местных рыбацких деревень, с площадок туристических баз. Кто сочинил эту песню? Как превратилась она из авторского стихотворения в народную мелодию? Чем полюбилась людям? И почему через столько лет сохранила свой шарм и актуальность? Попытаемся найти ответы в истории песни и ее содержании.

1 Байкальская земля.

Автор и песня

Первые сборники русских народных песен появились в конце XVIII века. В них ярко прослеживалось отличие сельского словесного творчества от авторского городского. Последнее имело отголоски западной культуры, привезенной из-за рубежа Петром. В середине XIX века М.Глинка переосмыслил русские народные мотивы, создав фантазию «Камаринская» на тему двух песен. Основа была фольклорная, а форма — близка к западной. Этот метод стал широко распространен в России. Все авторские песни XIX века воспринимаются как народные. Они передавались из уст в уста, преображались, жили своей жизнью, а их создатели забывались.
Одной из таких песен является «Славное море, священный Байкал». Многие люди считают ее народной, однако, это не совсем так. Автор слов — Дмитрий Павлович Давыдов, сибирский поэт и просветитель, исследователь, этнограф и археолог. Его стихотворение «Думы беглеца на Байкале» — изначальный вариант песни (Приложение 1).
Чтобы понять всю глубину чувства, вложенного в эти строки, благодаря которому они так полюбились народу, следует немного узнать об их создателе. Его отношение к Сибири, к России, к людям объясняет данный феномен.
Дмитрий Давыдов принадлежал к старинному дворянскому роду, трое выходцев из которого вписали свои имена в историю XIX века. Денис Давыдов сражался в партизанской войне против Наполеона. Он был известным поэтом, воспевающим гусарскую удаль. Владимир Давыдов участвовал в Бородинской битве и в восстании декабристов на Сенатской площади. За последний поступок его сослали в Иркутскую губернию. Он также писал стихи. Дмитрий же стал исследователем Сибири, первооткрывателем, а также автором строк, которые поют по сей день.
Он родился в Ачинске в 1811 году. В восемнадцать лет приехал в Иркутск. Его знания и математический склад ума гарантировали поступление в престижный столичный университет, но Давыдов остался верен Сибири. Был педагогом и краеведом, создал «Якутско-русский словарь», изучал быт эвенков, якутов и бурят-монголов. В записках поэт пишет: «Я посвятил себя занятию, к которому чувствовал призвание и, смею думать, усилия мои к распространению грамотности, смягчению нравов и развитию умов моих воспитанников не остались без последствий».
Восемь лет Дмитрий жил в пограничном городке Кяхта. В рукописном журнале «Кяхтинский литературный цветник» и газете «Кяхтинская стрекоза» публиковались его первые стихи. Уже из Якутска Давыдов посылал материалы о Сибири в петербургскую еженедельную газету «Золотое руно». А в Бурятии он основательно занялся изучением местной географии и народного быта. В стихах поэта ясно читался сибирский колорит и мотивы народных преданий. Его поэма «Ширэ гуйлгуху, или Волшебная скамеечка» — это сочетание автобиографических фрагментов с фантастическими вставками из бурятских поверий.
В 1858 году в «Золотом руне» появилось стихотворение Давыдова «Думы беглеца на Байкале». Через некоторое время оно превратилось в народную песню. Строки родились на песчаном берегу Байкала. Старый бурят рассказал поэту о том, как беглые каторжники переплывают озеро в омулевых бочках. В интервью «Золотому руну» Дмитрий отмечал: «Беглецы из заводов и поселений вообще известны под именем «прохожих»… Они с необыкновенной смелостью преодолевают естественные препятствия в дороге. Они идут через хребты гор, через болота, переплывают огромные реки па каком-нибудь обломке дерева; и были примеры, что они рисковали переплывать Байкал в бочках, которые иногда находят на берегу моря, в которых обыкновенно рыболовы солят омулей»2.
Вскоре появилась мелодия. Ее сочинили заключенные с Нерчинских рудников. Песню запел народ: арестанты, ямщики, мастеровые. Ее сразу стали изменять, переделывать строки на свой лад. Удалое «Эй! Баргузин» в припеве сменило «Ну, баргузин», появилась строка «Слышатся грома раскаты», исчезли длинноты и неудачные строфы, стихотворение заметно сократилось.
Первый сборник стихов Дм.Давыдова вышел в 1858 году. Его поэзию узнала не только Россия. В Европе история байкальского каторжника появилась в переводе Дюпре де Сен Мора. Автор книги «Образцы русской поэзии» ставит имя Давыдова в один ряд с Жуковским, Крыловым и Пушкиным.
В 1863 году «Славное море, священный Байкал» публикуется в журнале «Современник» в статье «Арестанты в Сибири». Здесь она представлена как образец арестантского творчества. То есть к этому моменту песня уже стала народной.
Выйдя в отставку, Давыдов неожиданно ослеп. Незрячий, он диктовал жене или дочери окончание автобиографической поэмы «Поэтические картины». Кроме нее, в наследие поэта, которое до сих пор не изучено, вошли «Якутские силуэты», «Тунгус», «Жиганская Аграфена», «Думы о покорении Сибири» из поэмы о Ермаке, «Ширэ Гуйлуху, или Волшебная скамеечка», «Думы беглеца на Байкале» и другие произведения.
Песня «Славное море, священный Байкал» меньше, чем через пять лет после первой публикации, была зафиксирована собирателями фольклора. Ее различные варианты записываются и по сей день.
В 2009 году министр культуры и архивов Иркутской области В.Кутищева предложила выбрать именно эту песню гимном региона. Ведь ее строки всем знакомы и очень любимы народом. К тому же, песня стойко выдержала испытание временем.

2 Суханов О. Автор гимна Байкалу - Дмитрий Давыдов. // Номер один. – 2005. – 9 нояб. – с. 9.

«Славное море…»

В стихотворении Дм. Давыдова «Думы беглеца на Байкале» одиннадцать строф. В переделанной народной песне — пять. По одной из версий, первоисточник музыки — польская повстанческая мелодия «За Неман». В некоторых сборниках указан композитор Ю.Арнольд, хотя, вероятно, он лишь обработал песню. За неимением точных данных, музыка считается народной.
Народными стали и слова. В них слышится и удаль молодецкая, и печаль о судьбе, и радость свободы, и раздумья о России.
Первый куплет наиболее известен. В нем читается отношение сибиряков к Байкалу. Они называют его морем, подчеркивая его мощь и глубину. А.П.Чехов писал: «Байкал удивителен, и недаром сибиряки величают его не озером, а морем. Вода прозрачна необыкновенно, так что видно сквозь неё, как сквозь воздух; цвет у неё нежно-бирюзовый, приятный для глаза. Берега гористые, покрытые лесами; кругом дичь непроглядная, беспросветная. Изобилие медведей, соболей, диких коз и всякой всячины»3. Авторский эпитет «привольный» люди изменили на «священный Байкал». Благодаря этой замене поменялся смысл строфы. Вместо переживаний героя-каторжника, который наслаждается волей, на первый план выходит отношение народа к озеру. Поэтому этот куплет наиболее популярен. Многие люди не знают последующих слов песни. Распевая первую строфу, они выражают в ней восхваление великого Байкала, не подозревая о первоначальном смысле текста.
Ирония наполняет вторую строку куплета. «Славный корабль, омулевая бочка» — это не метафора. Как было сказано выше, здесь описана реальная ситуация: беглец пытается переплыть Байкал в бочке.
Далее автор и все, исполняющие эту песню, с чувством обращаются к великому байкальскому ветру: «Эй, Баргузин, пошевеливай вал». Это название не только звучно и дополняет стилистический строй стиха, внося колорит местного наречия. Оно несет в себе особую тему, значимую для тех, кто знаком с образами и легендами Байкала. На озере более 30 ветров, носящих каждый свое название. После вековых наблюдений местные жители выделили ряд закономерностей для каждого ветра. Баргузин дует из Баргузинской долины поперек и вдоль Байкала. Его мощь постепенно нарастает. Но вскоре ветер приносит с собой солнечную погоду. Возможно, именно поэтому герой песни и обращается к нему. Дующий повсюду, Баргузин не приносит шторма, а предвещает тепло и ясное небо, то есть — светлое будущее сбежавшему каторжнику. Ветер олицетворен. Он вместе с Байкалом и «кораблем-бочкой» — единственные помощники путника.
Беглец поет о своей судьбе, о том, как освободился от цепей, покинул рудники Акатуйской тюрьмы в Забайкалье:

Долго бродил я в горах Акатуя.
Старый товарищ бежать подсобил,
Ожил я, волю почуя4.

Просторечные выражения близки народу, с ними песня становится родной. Наравне с незатейливыми строками, простыми, привычными для любого человека, в тексте встречаются фразы, содержащие изящные изобразительно-выразительные средства. Например, «Пуля стрелка миновала», эта лаконичная метонимия чистая и точная. Ее характеризует уже то, что она понятна и близка народу. Кроме этого, слова здесь протяжны и сливаются в мелодии в одну звуковую линию, в которой красиво подобраны гласные и согласные.

Далее автор все также не отступает от фактов:
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой5.

Беглым каторжникам в пути помогали местные жители. Этот обычай существовал не только в Сибири, но и далее, в Приуралье. В.Г.Короленко писал в воспоминаниях о том, что в Пермском крае, где он отбывал ссылку, в XIX веке было принято на ночь выставлять у дома молоко или хлеб «для беглых из Сибири». Каторжники встречались там редко, но люди соблюдали обычай.
Последняя строфа песни первой и третьей строкой повторяет первый куплет. Завершающей фразы «Слышатся грома (бури) раскаты» нет в авторском стихотворении, ее придумали люди. Вместе с ней все четверостишие принимает форму народной песни, в которой «наиболее характерным средством создания образов служит параллелизм — сопоставление чувств и переживаний человека с картинами природы. Важное место в лирических песнях занимает символика, постоянные эпитеты, обращения к природе и другие приемы, которые придают их поэтическому стилю красоту и выразительность»6:

Славное море — священный Байкал!
Славный мой парус — кафтан дыроватый!
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Слышатся грома раскаты7.

В некоторых зафиксированных вариантах песни шесть куплетов с кольцевой композицией (Приложение 2). Последний полностью повторяет первый. В этом случае предостерегающий конец пятой строфы смягчен шестым четверостишием, оканчивающимся надеждой: «Молодцу плыть недалечко». Это чувство пронизывает всю песню. Недаром же народ сменил просящее «Ну, Баргузин» на веселое «Эй!».

Закончить хочется вновь словами В.Г.Распутина, сибиряка и художника слова: «О Байкале осталось столько восторженных отзывов, что из них можно составить не одну книгу. Стократ больше осталось не записанным и, должно быть, организованное в музыку, звучит в иные дни, когда нужно ответствовать небу, дивной песней человеческого благодарствования. Долгое время поклонение Байкалу было всеобщим, хотя и затрагивало у одних прежде всего мистические чувства, у других — эстетические и у третьих — практические. Человека брала оторопь при виде Байкала, потому что он не вмещался в его представления: Байкал лежал не там, где что-то подобное могло находиться, был не тем, чем мог быть, и действовал на душу иначе, чем действует обычно “равнодушная” природа. Это было нечто особенное, необыкновенное и исключительное»8.
Записанное и незаписанное, действительно, звучит. Так же, как эта песня. Она сюжетна и лирична. Герой ее, автор этих строк и весь народ одинаково восхищаются этим дивным озером. Разделяя это чувство, люди поют красивую песню, которая для каждого звучит по-своему.
История «Славного моря…» не закончилась. Ведь и стихотворение «Думы беглеца на Байкале», и рожденная от него песня продолжают жить. И пусть народ преобразует слова еще и еще, мощь и чувство, вложенные в них, останутся нетронутыми. Ведь именно из-за этого строки до сих пор передаются из уст в уста.

3 Байкальская земля.
4 Русские песни и романсы / Вступ. статья и сост. В. Гусева. — М.: Худож. лит., 1989. — с. 128
5 Там же. — с. 128
6 Славянский фольклор. / Сост. Н.И. Кравцов, А.В.Кулагина. — М: Изд-во Московского университета, 1987. — с. 276
7 Русские песни и романсы / Вступ. статья и сост. В. Гусева. — М.: Худож. лит., 1989. — с. 128
8 Байкальская земля.

Приложение 1

Стихотворение Дмитрия Давыдова

Думы беглеца на Байкале.

Славное море, привольный Байкал.
Славный корабль, омулевая бочка.
Ну, баргузин, пошевеливай вал,
Плыть молодцу недалечко.

Долго я звонкие цепи носил:
Худо мне было в горах Акатуя.
Старый товарищ бежать пособил,
Ожил я, волю почуя.

Шилка и Нерчинск не страшны теперь:
Горная стража меня не видала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка миновала.

Шел я и в ночь, и средь белого дня,
Близ городов я проглядывал зорко.
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.

Весело я на сосновом бревне
Вплавь чрез глубокие реки пускался.
Мелкие речки встречалися мне —
Вброд через них пробирался.

У моря струсил немного беглец:
Берег обширен, а нет ни корыта.
Шел я каргой и пришел наконец
К бочке, дресвою залитой.

Нечего думать — Бог счастья послал:
В этой посудине бык не утонет:
Труса достанет и на судне вал,
Смелого в бочке не тронет.

Тесно в ней бы жить омулям.
Рыбки, утешьтесь моими словами:
Раз побывать в Акатуе бы вам —
В бочку полезли бы сами.

Четверо суток верчусь на волне,
Парусом служит армяк дыроватый.
Добрая лодка попалася мне,
Лишь на ходу мешковата.

Близко виднеются горы и лес,
Буду спокойно скрываться за тенью,
Можно и тут погулять бы, да бес
Тянет к родному селенью.

Славное море привольный Байкал,
Славный корабль омулевая бочка...
Ну, баргузин, пошевеливай вал...
Плыть молодцу недалечко!

(Русские песни и романсы / Вступ. статья и сост. В.Гусева. — М.: Худож. лит., 1989.)

Приложение 2

Варианты народной песни

Славное море, священный Байкал.

1.
Славное море, священный Байкал, Славный корабль, омулевая бочка, Эй, баргузин, пошевеливай вал, — Молодцу плыть недалечко. Долго я тяжкие цепи влачил, Долго бродил я в горах Акатуя, Старый товарищ бежать пособил, Ожил я, волю почуя. Шилка и Нерчинск не страшны теперь — Горная стража меня не поймала, В дебрях не тронул прожорливый зверь, Пуля стрелка миновала. Шел я и в ночь, и средь белого дня, Близ городов озирался я зорко, Хлебом кормили крестьянки меня, Парни снабжали махоркой. Славное море, священный Байкал, Славный мой парус — кафтан дыроватый. Эй, баргузин, пошевеливай вал, — Слышатся грома раскаты. Две последние строки повторяются (Русские песни. Сост. проф. Ив.Н.Розанов. — М.: Гослитиздат, 1952)

2.
Байкал Славное море — священный Байкал, Славный корабль — омулевая бочка. Эй, баргузин, пошевеливай вал, Молодцу плыть недалечко. Долго я звонкие цепи носил, Долго бродил я в горах Акатуя. Старый товарищ бежать пособил, Ожил я, волю почуя. Шилка и Нерчинск не страшны теперь, Горная стража меня не поймала. В дебрях не тронул прожорливый зверь, Пуля стрелка миновала. Шел я и в ночь, и средь белого дня, Вкруг городов озираяся зорко, Хлебом кормили крестьянки меня, Парни снабжали махоркой. Славное море — священный Байкал, Славный мой парус — кафтан дыроватый. Эй, баргузин, пошевеливай вал, Слышатся бури раскаты. Славное море — священный Байкал, Славный корабль — омулевая бочка. Эй, баргузин, пошевеливай вал, Молодцу плыть недалечко.
Запись Д. Давыдова
(Очи черные: Старинный русский романс. — М.: Изд-во Эксмо, 2004.)

3.
Славное море — священный Байкал, Славный корабль — омулевая бочка. Эй, баргузин, пошевеливай вал, — Плыть молодцу недалечко. Долго я звонкие цепи влачил, Душно мне было в норах Акатуя, Старый товарищ бежать пособил — Ожил я, волю почуя. Шилка и Нерчинск не страшны теперь: Горная стража меня не поймала, В дебрях не тронул прожорливый зверь, Пуля стрелка миновала. Шел я и в ночь, и средь белого дня, Вкруг городов озираяся зорко, Хлебом кормили крестьянки меня, Парни снабжали махоркой. Славное море — священный Байкал, Славный мой парус — кафтан дыроватый. Эй, баргузин, пошевеливай вал — Слышатся бури раскаты. (Шедевры русского романса / Ред.-сост. Н. В. Абельмас. — М.: АСТ; Донецк: Сталкер, 2004.)

Оргкомитет конкурса