11.02.2010
1. Главный герой. Худощав и симпатичен, лицо, однако помято. На вид 25-27 лет.
2. Гадалка. Мелированные жидкие волосы. Светящийся карандаш по контуру глаз. Плечи костлявы, но из-под сиреневой блузы вытек животик — жизнь на плечи надавила, вытопила всё мягкое — а вниз перелилось… Ей под тридцать.
3. Пэтэушница. Плотного сложения, упругие щеки, развитая нижняя челюсть.
4. Главный герой, но вне комнаты и происходящего, будто выхваченный из другой жизни для пары реплик, далее по тексту Рассказчик.
5. Голос за кадром. Голос главного героя.
Наплывает длинный коридор барачного типа. Всё смазано, темно. Переходы, двери, отодвигаются шторки, опять переходы, коридоры. Полная темнота. Всплывает название.
ПУСТЫЕ ХЛОПОТЫ,
Из темноты появляется комната, Главный Герой сидит на диване с ногами, тасует карты.
Голос за кадром: У меня договоренность с одной чудачкой — она дает мне девять уроков гадания, я плачу ей натурой. Конечно, это шуточная сделка, но-о... не настолько шуточная, чтобы не иметь места вовсе... И теперь — я делаю свой, самостоятельный расклад. Зачем? Хочу нагадать себе, нагадать что-нибудь эдакое... Но...
Раскладывает гадание. Акцент на раскладе.
Голос за кадром: По поздней дорожке на червонное свидание — бубновая дама с бубновой девяткой. Я зна-аю, это моя горемычная гадалка со своим бубново-похотливым интересом: девять ночей превращается в восемнадцать... потом, возможно, в двадцать семь...
Кадр сменяется. Звонок в дверь. Он открывает дверь. Впускает гадалку. Они сидят на диване, она ему что-то показывает, жестикулирует.
Голос за кадром: Она говорит... говорит... говорит... Говорит, что я её половинка, облекая тем самым случайное стечение атомов в идеалистическую глазурь. Она считает своей половинкой меня, я считаю своей половинкой другую, та, другая — строчит стихи какой-то собственной половинке; и-и — идеальное превращается в сценарий для мыльной оперы... Половинка?
Герой осматривает её с ног до головы.
Кадр сменяется — на пару секунд, появляется Рассказчик.
Рассказчик (держась за виски, крупно морщины на лбу, смотрит исподлобья): Половинка?
Снова та же комната. Сидящие на диване.
Голос за кадром: Облако духов. Приторное, как сладкая вата... Сейчас придвинется чуть ближе и сладость нас склеит! А что? Пора платить за очередной урок.
Они уже расстелили постельные принадлежности на диване. Шевелятся под одеялом. Снова вклинивается Рассказчик.
Рассказчик (с каким-то мужчиной в баре — мы видим только спину мужчины и как он кивает, на столе сушеная рыба, кружки с пивом) иронично рассказывает, жестикулируя: Склеились так, потом эдак, потом с разворотом на 180 градусов — словно заботливые добрые ручищи (показывает, растопырив пятерни эти самые «добрые ручищи») пытались приладить нас друг к дружке, тем-другим боком — а вдруг и правда половинки?
Друг кивает и они чокаются.
Снова комната. Пара ворочается, меняет позы, проплывает кадр, как они лежат валетом и она целует его ноги. Потом сцену заслоняет пиковый валет. Обычная карта из колоды. Изображенные на ней половинки валетов держат в руках по алебарде и по кинжалу. И вот руки с кинжалами у них опускаются, пересекают черту, которой разделены половинки валетов, и кинжалы по рукоять входят в грудь каждого из валетов. И так они терзают остриями друг друга, льётся чёрная кровь. Карта начинает вращаться, чернильная кровь мажется по экрану, пока не заполняет всё.
Тем временем искаженное эхо за кадром: половинки… половинки… половинки…
Всё закончилось. Он и она, прикрыты по грудь одеялом, видно её костлявые плечи — камера сверху. Она поводит плечами. Он поворачивает к ней лицо.
Голос за кадром: Половинка… В магазине у неё завтра ревизия... Дома слабый болезненный ребенок… Мать лепит отвалившийся кафель в туалете...
Во время этих слов герой смотрит на неё с жалостью и теплом, а потом почти брезгливо отодвигается от гадалки…
Голос за кадром: Неет. Не половинка. Цельная, вполне завершенная.
Она поворачивается к нему, гладит рукой. Он не реагирует, смотрит в потолок — в камеру.
Гадалка: Так хорошо… Знаешь… Ты веришь в прошлую жизнь? (он молчит) Мне кажется что вот так вот в прошлой жизни я тебя и знала. Вот так мы и лежали с тобой. А… у тебя нет такого чувства? (он молчит, она его ласково царапает по груди и заглядывает в лицо) Ээй.
Герой: Связь через инкарнации? Хмм. Браки заключаются на небесах? Дада!
Мы будем вместе навсегда, и даже смерть не разлучит нас? (последнюю фразу говорит совсем цинично, кривляясь)
Гадалка убирает от него руку, натягивает повыше одеяло — она надулась.
Гадалка: Ну да, конечно. Что было еще ожидать. Ты отрицатель. Вы, отрицатели, упрётесь лбом в стену и всё. И говорите, что это мир, что теперь в курсе всего, и ничего для вас кроме этой стены нет (она фыркает, стучит показательно ладошкой по стене, возле которой лежит) А что там, за стеной?.. об этом вы не думаете, вы отрицаете!
Герой, привставши, смотрит на гадалку: О?! Мадам… вы перешли с любовных романов на «Откровения ангелов-хранителей»? Откуда этот эзотерический душок? Провокация, мадам! Ин-си-ну-ация! Я не отрицатель! Да-да. Я положитель! Так и запишите. Мне по-ло-жить! И на ваше родство душ, и на ваши половинки! И вообще, что это за слово такое дурацкое — отрицатель. Я отрицаю это слово! Вернее, ложу на него…
Гадалка поправляет: Кладу.
Герой: Ага. Точно.
Он ложится обратно и смотрит в потолок. Камера показывает потолок, неровности, комаров пришлёпнутых и засохших.
Теперь подъезд. К входной двери подходит пэтэушница, жмёт дверной звонок. Гадалка встрепенулась, закрутила глазами. Герой даже не вздрогнул, смотрит в потолок.
Гадалка: ты же не откроешь?
Гадалка напряженная, притихшая, натянула до носа одеяло. Пэтэушница звонит, стучит в дверь, заглядывает в светящийся светом комнаты глазок.
Пэтэушница негромко говорит в замочную скважину: Я же вижу что ты дома. Бля, ну я вижу же свет горит. Открой.
Опять стучит. Звонит. Главный герой смотрит в потолок.
Голос за кадром: тоже половинка? она ещё учится… в пэтэу. Швейное дело, что ли… Пришла бы раньше, и склеивали бы добрые ручищи меня с тобой, а теперь… Хотя не все ли равно...
Открывается соседская дверь, выглядывает голова соседа. Он видит замершую в темноте пэтэушницу с горящими яростью глазами, говорит «А-а…», подмигивает и скрывается за дверью. Еще пара звонков в дверь. Вытаскивает изо рта жвачку, залепляет глазок.
Пэтэушница срывающимся голосом: сссука!
Пинает дверь. Бежит, подворачивая каблучки по лестнице, со всей силы грохает подъездной дверью. Быстрой походкой идёт во тьму, размазывает слёзы, по лицу ползут тень и свет.
Кадр сменяется.
Рассказчик, проходит с сигаретой по улице, мимо бежит пэтэушница, он оборачивается ей вслед: Пэтэушница вот так убегающая в ночь… куда она бежит? Лучше об этом не думать…
Камера переходит на удаляющуюся фигуру, пока она совсем не растворяется во тьме.
Опять комната, гадалка вскакивает, одевается. Она изменилась — деловита, обращается с героем, как с беспомощным ребенком.
Гадалка: неет, ну я так не могу. Ужас какой, смотри, она тебе еще и окна повыбьет. Ты где подцепил-то чудо такое?
Герой молча и поникнув головой тоже одевается. У входной двери. Гадалка быстро целует его, ерошит волосы.
Гадалка: ну что ты! такой смурной-то, пока. Я позвоню.
Герой закрывает дверь и плетется к дивану. Силы покидают его.
Голос за кадром: Что я такой? А что я такое? Ну вот — я. И здесь — я. И там...
Начинается нарезка кадров, то с коллегами, то с начальником, как черно-белая немая хроника, жужжащий звук старого проектора. Меж тем он всё плетется к дивану, придерживаясь за дверные косяки.
Голос за кадром: Вот я шучу с коллегами по работе, ага-ага, а аванс на карту ещё не положили? Вот я бодро пожимаю руку начальнику. Ага, предварительно обтер ладонь о штанину, чтоб рука не влажная, добрый день, Евгений Владимирович.
Рассказчик на пару секунд врывается: А вот я откровенничаю с вами.
Голос за кадром: А вот я несу мистическую чушь по телефону какой-то дуре, э… кому, кстати. А теперь с трагической дрожью в голосе и с сигаретой — рядом со своей пэтэушницей. Да-да, а вот я усмехаюсь в лицо гадалке... Эти мелкие бесы берут меня силой, воруют меня и раздают, пускают по миру. Я ушел с аукциона коллегам, спущен в телефонную трубку, стал взяткой для жаждущих рукопожатий. Я! Я! Я — по клочочку, по лоскутику... по разветвляющимся ручейкам, по чужим рукам... по луженым глоткам, криминальным сводкам... по покоям да приютам, по троллейбусным маршрутам... по канавке, по ложбинке, по выбоинке — в бойню, бойлерную... бакалейную... трапезную...
Но вот уже и гадалка ушла — а с нею последний бес… Отпустил последнюю ниточку…
Хроника заканчивается. Герой сидит на диване и со словами «Отпустил последнюю ниточку…», тело героя завалилось на бок, как труп.
Голос за кадром: Что осталось от меня? Пора отключиться от розетки до нового дня?
Я просто лежу на боку и ощущаю, как выделяется слюна. Я отказываюсь её глотать.
Далее речитатив за кадром, в кадре картинки, нарезки, анимация по смыслу связанные с тем, что произносит голос, все время присутствуют карты, расклады, руки.
Голос за кадром: Но-о-о... на червонную жизнь опять выпали пустые хлопоты... обманы... напрасные надежды... И вот, очередной я — тасую колоду, обманываюсь, обманываюсь... разбрасываю карты... расклады не складываются, все плохо, все вкривь и вкось, осколками, да половинами... опять тасую... тридцать шесть картей, четверо мастей... Что будет... что случится... Судьба моя, где ты? кому я пишу сонеты? кто мне сготовит котлеты?.. Чет или нечет? Семь или девять? Орел?! или — прорешку на клюшку... розы — мимозы — микоплазмозы, грезы — грации — инкарнации, фатумы — факи — знаки — знамения... видения — провидения — брачные объявления... детство — юность — отрочество — устала от одиночества, аденомы и мамы, Лада-Леда, Андрей-Андромеда, половины, пуповины... неповинны вены, плети — нити — дети... Изольда — Эвридика — Маргарита... Ты опять небритый?.. Мур-мяу... чао... скучаю... Кофе? Чаю?.. Ч-чудо — яда! Сказка — выделяется смазка — конечно, in Moscow! Шерше ля фак. Финита ля бля. Де-жа-вю. Ай си ю. Вау-у, оу-у, йоу! Бэмс, упс-с, ёпс — addios! (на слове адьос выпадает пиковый валет).
Тишина. Из темноты выплывает пустая серая комната в недостроенном доме, кругом голый бетон, Рассказчик сидит в углу напротив камеры, в черной одежде. Цвета вокруг исключительно черно-белые. Он серьезен, смотрит в камеру. Голос спокоен и холоден. После быстрой смены кадров и речитатива это контрастно медленная сцена, снятая без нареза.
Рассказчик: ...Вчера мне приснился сон. Бесконечный подземный барак, там тускло и сыро. Из него не трудно выйти на поверхность, но никто этого не делает. У меня были опухшие оранжевые десны, почти скрывавшие зубы, и особенность — я впитывал влагу. Я бродил по серым лабиринтам и где бы я не остановился, мокрые пятна на стенах начинали высыхать, а я разжимал ладони, и они оказывались покрытыми капельками влаги. А все сидели по комнатам в этой грандиозной жизнеквартире, и если я приоткрывал дверь, слышались возмущенные голоса — никто не хотел посягательств на их личную территорию. Кто-то спаривался. Один, лежал на раскладушке и делал это сам с собой. Кто-то стирал, готовил обед, вешал простыни, накладывал макияж перед облезлым трюмо…И я бродил и впитывал испарения и мокрые пятна. (разжимает ладони, с них бегут ручейки влаги). Была там, в отдельной, заваленной хламом комнатенке, и моя разнесчастная гадалка, кормила меня пельменями: тебе с бульоном или... Я люблю с бульоном... И я пытался их есть, (с этого момента спокойствие Рассказчика уходит, он начинает нервничать время от времени) но они холодные, белые, бульон мутный, с кольцами прозрачного скользкого лука. И вот я подцепил вилкой два склеившихся пельменя. Гадалка романтично улыбнулась, и я в ужасе проснулся. (пауза, после паузы говорит жестко, чеканя слова)
Проснулся и подумал, что вот мое будущее место, куда я попаду после смерти. Серая подземная общага... где все вместе и всё-таки по отдельности, как клетки разлагающегося трупа. Все будет еще хуже, чем здесь. Я буду слоняться по коридорам, дрочить, подглядывать в двери таких же уродов. Будет запах хозяйственного мыла, мочи, сырого белья; кипящие бульоны в алюминиевых баках, скрежет стиральных досок, чье-то кряхтение на раскладушке; будет эта кожа и эти десны. Мой ад для никчемных людей. (последнее предложение особенно жестко, потом пауза)
Камера приближается.
Рассказчик: Страшно тебе? Страшно? Стра-ашно... Потому что тебя все устраивает? Или это черное стекло напротив... вата из рам... а шторы еще не глажены... там, непредсказуемость движения, случайность... там... без Бога...
Все карты рубашкой вверх. Они как двери — какую открыть? Что будет сейчас? Что через час?.. какую открыть? (голос становится угрожающим, на последней фразе звучит с эхом).
Смена кадра. Герой лежит всё в той же позе на диване, смяв щеку, рядом разложены карты рубашками вверх.
Герой монотонно: Никакую...
Продолжает лежать, не открывая глаз.
Голос за кадром как бы убаюкивающе: Чем дело закончится... чем сердце успокоится... чем все прикроется... Известно, чем... еще одной… дверью...
Как и в начале фильма — открываются двери, тянутся длинные барачные коридоры, мелькают дверные косяки, ручки, в это время идут роли.
Конец.
Оргкомитет конкурса