На главную /

06.11.2009

ШИРЯЕВ Василий, Камчатский край

Каша из топора

Я недавно работал по Маканину и наткнулся на Виктора Топорова. Топоров меня заинтересовал, я решил его почитать, оказалось интересно.

Как работает Топор

Статьи Топора начинаются с заглавия. Потом идут вопинсомания, случаи из жизни, выдаваемые за/ сопровождаемые случаями из языка. Потом он рассказывает о себе, бодро жалуется на коллег, потом рассказывает, как кто-то (неправильно) поделил деньги, потом идёт риторика, то есть переливание из пустого в порожнее, потом идёт заглавие ― только вверх ногами. Вуаля ту. Варясь в Пютюрбурге, этот бурлеск может быть кому-то интересен.

Иногда Топоров пересказывает романы, потому что считает, что это необходимо нужно. От этих иллюзий пора избавлятся, потому что следить пересказ интересно, когда роман уже прочитан. Хороший пересказ делает чтение излишним. От себя Топоров пишет коротко как Шкловский. Но коротко вообще легко писать. Связь только теряется. Поэтому выводы из этих понатыканно рассыпанных строчек или очень архибанальные: кто-то захотел денег, кто-то недопереподелился. Или столь же произвольные. Много «кстати» и «вообще говоря» и действительно кстати. Пишет Топоров всё-таки длинно, с прилагательными. Прилагательные подобраны хорошо, даже очень хорошо. Только они не нужны. Получается список кораблей, которых Мандельштам не дочитал.

Топоров всё-таки сильно старается, много упоминает лишнего, по-местечковому. Знаю тех и этех, слова знаю разные: печатные и непечатные, писать могу так, могу эдак, знаю много ― умалчиваю ещё больше. Топоров всё делает красиво, да. Только какое мне дело на Камчатке, ставил Топор подпись под каким-то там письмом или нет?.. Интонация Топорова очень хороша: знающе-деловая и хамски-элегантная: «больше цинизма ― людям это нравится». Только за контрапунктом интонации и штабелями имён теряется суть: «мне это зачем?» Для кого эти имена способны воплотиться физическими лицами (то есть для жителей Ингерманландского угла) ― это может быть интересно: побухать с Крусановым итд. Топор непроизвольно заголяет наготу папаши. Нахуа литература ― ответ: влиться в тусовку. Единственный социальный люфт для убогава чухонца. Протесниться, потолкаться, время провести. Книжки ― аксесуар социального копошения.

Тем более вопросов к Топорову, когда он с «Я» (Я ― я ― я) переходит на «мы». Когда это делает простой интеллигент, то всё понятно: «мы» ― это «они», а «я» так, гулял. Когда «мы» говорит Топоров, хочется попросить: перечислите, пожалуйста, поимённо-пофамильно, кто именно. Так покогерентней будет.

Топор ставит себя как совершенно другого. На самом деле он не сильно отличается от Натальи Ивановой или Немзера. Просто они пишут херово, а он хорошо. Это не мало ― но и не так уж много. Или как сказал бы Топоров: «Это не так уж много ― но и не мало».

Убедительная просьба. Намекаемые анекдоты цитировать полностью. Они тоже не всем известны, равно как и фигуры письменной тусовки.

Ленинград

Я посетил Ленинград (у нас продолжают так называть, чтоб не путать с Петропавловском). И вы знаете, это очень провинциальный город. Там постоянно идёт дождь. И вообще это прибалтика. Впрочем масква ― это тоже прибалтика. Зря мудилло Пётр выстроил на болотах этот выморочный город. Если б сразу пошёл на юг, к чёрнозёму, крепостное право отменили бы лет на сто раньше. Может всё было бы иначе.

«У каждого из коренных жителей города в блокаду полегло полсемьи». Кстати, тем же хвалится Шнур. Топоров ― это такой начитаный Шнур (только вместо красиво жить он красиво пишет) или короче толкен (tolken «переводчик» по-шведски), окопавшийся после Северной войны под видом убогава чухонца. Город выстроен Петром, имже населён мясом: мясо надо озвучить и колбаситься дальше. Внешне и внутренне Топоров похож на Гэндальфа в переводе Гоблина. Расклады всех его статей ― это конспирология/поп-экономика под видом критики. Разные ходы с неожиданными выходами. Фигуранты якобы подлинные («настояссих лзесвидетелей!»), только мне с Камчатки вполне всё равно на кого он в Ниеншанце намекает.

Топоров очень провинциальный, потому что он переводчик. Переводы ― это гетто. Переводы в союзе вобщем были никому не нужны. Переводчики в сущности интересны только переводчикам. Ничего не поделаешь. Поэтому Топоров хорошо был заточен под ситуацию, когда писатель пописывает, писатель же почитывает.

Золотое перо

Основная стратегия Топора ― это разводка по-балкански. «Ноги, крылья?.. Главное ― хвост!» Летом прошлого года он как детей развёл Гордона с Минаевым. «Готика, гламур (низкое ― высокое)? Главное ― драйв». «Я бы Минаева напячятал, если бы он пришёл ко мне тогда». Это из серии: «Если б я был государь, то призвал бы к себе Александра Сергеевича Пушкина и спросил бы его…»

Что Топор не говорит гласно?.. То, что давно пора платить за чтение, материально то есть его стимулировать. Давно пора на просторах необъятной Родины организовывать кружки чтения, систему всероссийских олимпиад чтения с денежными выплатами. В Древнем Китае чиновников повышали с написанием сочинения на заданную тему, вот Китай и стоит до сих пор. Прочёл например Шишкина, написал сочинение с элементами изложения (эссе), доказал компетентным органам знание текста ― получи 1000 рублей. Какая при этом поднимется коррупция я даже представить себе не берусь ― только как же иначе?.. Такой переходный момент к 451° по Фаренгейту.

Всегда интересно почитать (узнать) о том, кто что где (у кого) украл. Опять таки почему? Да потому что эта то же самое литературоведение аллюзий, намёков и ссылок на «старших». Только теперь вместо цитирования распил грантов. Налицо полное соответствие знакового и дензнакового порядков. Сперва искали подтексты ― было модно. Теперь ищут, кто у кого украл (хочется спросить, сколько вы имеете с этого?). И вы знаете, это честнее, в смысле подлинней. Потому что дензнаковый порядок первичней.

Топор предстаёт как: который везде был, всё видел, всё знает, особенно кто что где и когда украл. Эффект присутствия во всю ширину. Хотя что где кто когда украл ― дело интимное. Украл ― его счастье. В конечном счёте: гранты, вспомоществования из чужого кармана и т.д. ― это форма экономики, тут думать надо, а не ехидно ковать свой собственный (символический) капитал. Возникает вопрос: о чём бы писал Виктор Топоров если бы писатели не алкали грантов, не пилили премии и не шакалили как дяди томы под очередным Бакуниным?

«Воровать» в конце концов связано не с единовременными вспомоществованиями из чужого кармана, а с речевой деятельностью: verbum, word, врать, воровать (то есть врать неоднократно), врач в смысле прорицатель, колдун, вор в смысле смутьян, диссидент. А не блатная басота. Уголовники ― это тати, а настоящие воры ― это интеллигенты, иван иванычи, троцкисты. Враньё и воровство ― суть одно. Тут круг реально замыкается: «Это раньше был я Гэндальф Серый ― а теперь я Саша Белый». «Рассказывают же, что был доцент литературы, который стал блатным паханом…»

Оргкомитет конкурса