На главную /

05.03.2009

ЧИРКОВ Деня, г. Зеленогорск

Предисловие

все-таки никому не доверю написать для «закаленного сибирью» это. ведь, в принципе, интервью не завершается, оно идет всегда. во всех разговорах со мной. вот и сейчас — премьера книги, а я дрейфую по реальности, от автографа к следующей строчке, и разбавляю все вином. или пивом. а вот и первый журналист — женщина — надо бы ответить со скабрезностью казановы:
— Роман Солнцев как-то сказал, что Гришковец отличается от вас своей тихостью, а вы выходите, раздирая рубашку. Не страшно ли, вот так, раскрывать свою душу?
:вы только послушайте! первый журналист и такой вопрос! я на следующей странице, в следующей книге, чувиха! я помню каждое свое произведение — и обстоятельства его написания — но, позвольте, ведь, так или иначе, надо вскрывать и другие вулканы, чтобы лавой души… ё-моё, я примерно так уже отвечал: чтобы лавой души застыть на страницах. сколько можно задавать подобные вопросы! о поэзии вообще не надо говорить — её надо писать! а настоящая строчка приходит пулей в висок, когда угодно: от ублюдка в гостевой книге или оргазма в привокзальном туалете. и окурки тогда можно тушить о луну. и допить вот это в бокале:
— что-то вы с одного на другое перескакиваете. вы же еще и журналист. как совмещаете…
:я расстроился. журналист. да. но работа это станок, на котором мы выполняем социальный заказ. а стихотворения это я сам, мои личные приключения, это слюна обычной девушки, сладкая, как сгущенное молоко, это дым в бутылке, это капля жизни, выжатая из бетона реальности.
и
ведь
самый парадокс заключается в том, что за те строчки платят, а за эти — нет. поэтому деньги и поэзия несовместимы, как солнце и рыба, которая не может покинуть глубину. а, может, и совместимы, ведь после постмодернизма отчаяние, надежду и любовь растиражировали, каждое движение времени подсадили на свою колею, а в наркологической клинике еще пустуют кровати и ждет своей очереди пара пачек сигарет…
тут к нам прорвался еще один филолог, коля легейдо, и быстро начал задавать вопросы. да, кстати, так всегда бывает: бац! — и тебя уже крутят, как в фсб. и любой твой ответ расценивается как преступление! я глотнул вина. что есть твои стихи? грань между эволюцией и деградацией. что есть физическая любовь? схватки на выжженных полях наслаждения, бывает, в отблесках окон ночного города. что есть старость? знойный воздух воспоминаний. что есть твой первый сборник стихов «кто порвал солнце?» в твоем понимании? уничтожение границы между сном и реальностью. что есть смерть? принцип построения жизни. жизнь это ловушка? реальность это капкан. каковы принципы построения будущего вне капкана? свобода. во всем. вот, например, хотите заняться любовью вон с той блондинкой?
марафон можно было бы продолжать, но ведь идет премьера «закаленного сибирью», и я вижу столпившихся людей, там, у входа, и — вроде — знакомые силуэты. и точно: вон — артюр, вон — гийом, вон — чарльз, вон — венедикт, а вон — генри, посапывает через трубочку мартини и обнимает за талии пару красоток. но девчата не в моем вкусе. и
я поднимаю бокал вверх — отличные парни, еще бы парочку таких, и мы бы изодрали общественность розгами диониса, этого веселого бога вина, блуда и разврата. удачный половой акт — уже восстание, говорил оруэлл, а он знал толк в борьбе с разумом, окоченевшим от гипноза реальности!
— опять вы про реальность…. видимо, у вас с головой что-то не в порядке.
осторожно сообщила женщина-журналист.
:точно! не в порядке! для меня, например, запах духов всегда будет ассоциироваться с блудом, а что говорить о родовой памяти?!..
да,
меня укачивает от мелодии, стоящей на удержании звонка. меня душили с остервенением шизофреника. мне делали минет самые красивые девушки города. мои строчки бездушно ломали.
я резал людям руки кухонными ножами. висел на перилах балконов пятых этажей. перекатывал образы поведения, как в калейдоскопе.
:вот он в пальто провалился под лед ангары. вот лежит на полу кухни, заарканив свое тело в капкан собственной душой. вот с призраком рембо (да не буду я писать фамилии с большой буквы!), с призраком рембо плывет на пьяном корабле по небу. вот — утренним солнечным зайчиком — ласкает 13-летнюю девушку. вот он сейчас говорит: «шлейф неуловимого похмелья тянулся за мной весь день. я заслужил теплую ванну и эту бутылку пива»…
— стоп! стоп! стоп! вы увлеклись. давайте к другим вопросам. и, может, не надо больше пить? а то ведь мы только начали…
:эту женщину-журналиста я уже хотел отодрать у шкафа. большего она бы не оценила. многие люди суют свои мозги к нам на огонек. например, сегодня. и на каждом мозгу — своя метка. вот на этой — мерцает неоновая вывеска «больше гламура». ну и ладно. я сделал еще глоток. и перевернул страницу. хватит вопросов. пора сделать перерыв на чтение стихов. и
вулкан разверзся.

9—10 октября 2007

Размытое

утро трезвыми пальцами Солнца
раздирает мои глаза,

начинающийся день раскладывает пасьянс
из ближайших событий —
впишусь ли я в них?

на улицах мокро после недавнего ливня.

нужно пожаром книг согреть трезвую
Вселенную разума!

я гуляю по закоулкам города с пивом,
весной патрулируя
улицы,

участвуя в корриде перекрестных взглядов
прохожих.

я — люмпен, примеривший на себя дыбу
жизни.

я — больной, ждущий своего часа
в прихожей.

16 марта 2008

И так тоже бывает

мы шли,
веселые и пьяные,
по домам
в пол-первого ночи,

как на одной аллее
к нам подошла очень даже
нетрезвая
девушка.
сказала, что
знает нас,
каждого,
и моего друга и
меня,
и что
она никогда не врет
и что
ей очень хочется —

мы, конечно, о чем-то
с ней поговорили,
посмеялись,
а она каждую минуту
набрасывалась
на меня,
целовала,
обнимала,
в общем,
я уже готовил
своего 16-сантиметрового
лысого
к атаке,

но —
а как быть с другом?

за распитием спиртного
мы, естественно,
договорились,
он
пошел домой,
а я
взялся
провожать
эту ночную марцефаль.

у нее дома было интересно.
я целовал ее груди,
ласкал передок,
снова
лизал ее груди,
спускался вниз,
поднимался наверх,
натыкался на
груди
и даже пел им оду.
потом я перешел к
акробатике —
вставлял, вынимал,
вставлял, вынимал,
пока она
не задрожала,
пока не закричала
темнота,
пока не повалились на нас
стены…

мой таран
работал на всю мощь.

я вставлял и вынимал.

а потом,
уже утром,
в 10.13,
она разбудила меня
тихим
поглаживанием
по спине —
дескать,
ей с мамой
надо к одиннадцати
успеть в храм.

пиздец.
я оделся,
сухо
поцеловал ее
в губы.
и ушел.

купил пива,
опохмелился
и был таков.

3 ноября 2008

Оргкомитет конкурса