На главную /

02.09.2008

КРАСНОПЕЕВ Дмитрий, г. Красноярск, специальный диплом 2005 года

Краснопеев Дмитрий Валерьевич родился в 1971 году в Красноярске. Окончил речное училище, Красноярский пединститут исторический факультет. С 1990 по 2002 гг. проходил воинскую службу в Министерстве обороны РФ (СССР), ФСБ России; Министерстве юстиции России. В 1996 г. был командирован в Чеченскую Республику. Автор нескольких книг прозы. Обладатель специального диплома Фонда Астафьева (2005). Участник V, VI Форумов молодых литераторов в Липках (Москва). Публикации: сборник «Новые писатели». В настоящее время преподаватель КрасГАУ.

Камышатченко

К декабрю 1990 года наша 3 рота учебного центра зенитноракетных войск в городе Свердловске была полностью укомплектована новобранцами. Народ собрался разный: русские, белорусы, казахи, таджики, узбеки-вот далеко не полный перечень представителей наций вставших в ряды нашей роты. Само собой, были среди нас и украинцы, об одном из них и пойдет речь. Время стерло из моей памяти его имя, а вот фамилия запомнилась хорошо — Камышатченко. Среднего роста, полный, но не рыхлый а сбитый, застенчивый солдат. При первом знакомстве он, безусловно, располагал к себе.
Однако, все по порядку. В принципе для меня в армии не было ничего нового, до службы я закончил Красноярское речное училище, где и познакомился со всеми атрибутами строевой жизни. Да в общем и большинство новобранцев так же без проблем вписались в предусмотренные уставом отношения, о которых расскажу поподробнее. Уже тогда я стал ловить себя на мысли, что у меня никогда до того не было столько праздников в сутки, и не каких -нибудь там дней рыбака или железнодорожника. А таких, к которым готовишься, предвкушаешь, таких торжеств; что только от одной мысли о скором их приходе по телу растекается приятный мандраж. Причем праздники эти приходили 4 раза на дню: завтрак, обед, ужин и отбой, а если еще и письмо прийдет, так вообще в неплановый день рождения в душе. Ну да я отошел от нашей темы. Жизнь учебного взвода расписана по секундам и абсолютно не терпит тех, кто не укладывается в отведенные сержантом рамки. Первым из таких и стал наш Камышатченко. Ввиду своей комплекции он плохо бегал и постоянно отставал на зарядке. А что оставалось делать сержанту? Словесные внушения не помогали. Поэтому он попытался воздействовать на Камышатченко, так сказать, «силой коллектива». Так и было, отстанет бедолага на зарядке во время кросса от взвода, все отжимаются, дожидаясь его, что не очень-то приятно делать на тридцатиградусном морозе в шинелях. Дошел горемыка, взвод побежал дальше, опять отстал Камышатченко, снова ждем и отжимаемся и так неделя, вторая, третья. Мягко говоря, Камышатченко стал раздражать, начались насмешки, оскорбления, угрозы. Хотелось бы заметить, что сам он далеко не всегда реагировал на издевки, старался отойти, замять конфликт, но очередная утренняя зарядка вновь обостряла отношения.
Субботним утром я стоял дневальным по роте, солдаты скручивали в «рубероид» матрацы и одеяла для того, чтобы хлопать на улице и не спеша, выходили из казармы. Уборщики наливали воды в ведра, подметали, вытирали пыль в помещении роты. Одним из уборщиков как раз и был Камышатченко. Не знаю, что произошло на улице, но через, несколько минут, как основная часть солдат вышла, в казарму вбежал возбужденный Валера Тришкин, высокий и худощавый сослуживец. Увидев Камышатченко, он выругался и приказным тоном позвал его в туалет. В общем, на эти действия Валеры никто особого внимания не обратил, все занимались своими делами. Я собирался мыть центральный проход, как подходит Камышатченко и виновато, так вроде как сам себе говорит: «Ну вот, я же просил меня не трогать». Я ему: «А чего случилось то?» «Да вот, Тришкин там в умывальной…». Ничего не понимая я пошел за Камышатченко в умывальную комнату и увидел на полу лежащего в шинели солдата, в место лица у него было кровавое месиво, только по росту и размеру сапог я догадался, что это был Валера. Камышатченко стоял в изголовье и застенчиво потирал руки, повторяя одну и ту же фразу: «Я ему говорил: не надо меня трогать, а он первый ударил». Нащупав предположительное место сонной артерии, я понял, что Тришкин скорее жив, чем мертв, после позвонил в санчасть и вызвал дежурного по роте.
Валеру откачали, но даже через две недели, его лицо, мягко говоря, навевало удручающие мысли. После этого во взводе прошла большая разборка, все участники и свидетели конфликта, а также сержанты писали рапорта. В ходе разбирательства на беседу со взводом приходил замполит полка, подполковник Жуков. Говорил кратко: «Я думаю, это тот редкий случай, когда виноват коллектив» — был его вердикт. Но, увы, слова его не укладывались в общую картину. Слишком многих нужно было наказывать: офицеров, сержантов, солдат. Поэтому крайним в этой ситуации остался все тот же «свирепый» Камышатченко.
Вскоре в связи с какой то датой было устроено ротное собрание, на котором в очередной раз говорилось о недопущении впредь подобного рукомахательства. Капитан Чупик после гневного порицания, захотел прочувствовать обратную связь и попросил личный состав высказаться на предложенную тему. В зале повисла пауза. Я же сидел недалеко от нашего сержанта Бойко, неплохого сержанта, кстати говоря. Сержант повернулся ко мне и тихо попросил: «Краснопеев, скажи, что-нибудь». Я бодрячком вышел на сцену и произнес незамысловатую речь, что-то типа: «Камышатченко осознал, что поступил неправильно и впредь ничего подобного не допустит, будет служить хорошо, а главное коллектив подводить больше не будет». Не скажу, чтобы мне аплодировали, но со сцены я сошел под одобрительные взгляды офицеров и солдат. Однако главным человеком, который мне будет благодарен на тот момент, я считал именно Камышатченко, ведь я разрядил обстановку, покаялся за него, отвел от него наказание. Какого же было мое удивление, когда на выходе из клуба, он подошел и тихо сказал: «Я думал ты друг, а ты гандон». Увы, дорогой читатель, даже после его слов я не понимал всю подлость сказанного мною на трибуне.
Через некоторое время Камышатченко отправили в войска и все как-то забыли о нем.
С описанных событий прошло примерно 4—5 месяца. Весна вступила в свои права на уральской земле. При выходе на плац я чувствовал, что солнце прогревает через полушерстяное обмундирование не только тело, но и душу. В такое вот светлое утро на разводе тот же подполковник Жуков рассказал нам историю Камышатченко до конца. Вспоминая то построение, я понимаю, что грубоватый армейский язык замполита не мог передать тот случай подробно и в лицах, но сейчас меня не покидает впечатление, что лично присутствовал при нижеописанном.
Новобранцам в войсках жилось тогда ой как не сладко, и если мы в учебной части были все одного призыва, то в боевых частях законы и порядки были несколько другими. Над «духом», а именно так называли солдата, не отслужившего первые полгода, кроме сержантов и офицеров, довлели солдаты еще трех призывов. Я не знаю, как служил Камышатченко, могу только догадываться, что это были нескончаемые суточные наряды, грязная работа и унижения со стороны «бывалых» солдат. В тот день к Камышатченко подошел старослужащий и спросил, сколько ему «деду армии» осталось до дембеля. По традиции того времени «дух» должен был ответить количество дней до заветной даты. Зачем это делалось, спросит иной, не знающий запаха портянок, читатель? Да так, прикола ради, чтоб, как говорится «духи» не расслаблялись. Наш герой запросто мог вступить в эту игру, отшутиться, назвать примерное количество дней, но он задал простой и наивный в этой ситуации вопрос: «А ты что, сам не считаешь»? «Дед» на эту наивность отреагировал жестко, ударив в лицо Камышатченко, а на прощание предупредил: «Если завтра не ответишь, как положено, пеняй на себя, «душара». Что переживал Камышатченко за отпущенные ему сутки, бог его знает. Возможно, ворочался всю ночь, прикидывая ситуации развития событий, но скорее всего спал он спокойно. Как спокойно спит самурай, зная, что утром ему нужно будет совершить священный обряд сипуку.
На следующий день наш герой стоял в наряде по столовой, он не прятался от того «деда», а сам искал его. Улучив момент, он подошел к обедавшему обидчику и сказал: «Ты вчера просил посчитать тебе дни до дембеля? Так вот, тебе нисколько не осталось, я дембельну тебя прямо сейчас». Вынул из рукава нож, которым орудует хлеборез и нанес недотепе «деду» несколько ударов в область шеи и груди. Да так ловко, что эксперты после признали — каждый из ударов был смертельным.
Без сомнения, Камышатченко посадили в дисциплинарный батальон. Больше о нем я ничего не слышал.
С тех пор прошло15 лет, за эти годы я общался со многими людьми в разных ситуациях, но еще одного такого примера немыслимого сочетания внешней беззащитности, абсолютной скромности и миролюбивости с духовной и физической силой, решительностью с обостренным чувством справедливости я не встречал. А может кто-то из читателей знает дальнейшую судьбу украинского паренька. Было бы замечательно, если бы читатель передал ему, что только по написанию этих строк автор понял, подлость своего трибунного поступка. А сделал я так тогда потому, что не обладаю и десятой доли тех качеств, которые присутствовали у Камышатченко.

Июль 2005 года.

Оргкомитет конкурса