26.05.2008
Корнев Вячеслав Вячеславович родился в г. Барнауле в результате случайной локализации мировой пассионарной энергии. В детстве был впечатлительным и книжным мальчиком, после службы в рядах СА неожиданно стал волевой и цельной натурой, в период учебы и затем работы в Алтайском гос. университете превратился в гуманистически ориентированного мизантропа. Поворотным фактом биографии стало прочтение книги В.С. Соловьева «Оправдание добра» на
Среди культурных интересов можно выделить: чтение философской и художественной литературы (любимые авторы: Г. В. Ф. Гегель, Ж.-П. Сартр, Ж. Бодрийяр, Ж. Лакан, С. Жижек, У. Эко, Д. Фаулз, А. Ф. Лосев, Ф. М. Достоевский, Н. С. Лесков, А. П. Чехов, В. Н. Токмаков, М. В. Гундарин), посещение музыкальных вечеров О. А. Ковалева (любимые композиторы: А. Шнитке, Д. Шостакович, Л. Бетховен, В. Моцарт, И. Бах, Э. Сати, К. Х. Штокхаузен, Д. Кейдж), погоня за киностаринками (любимые режиссеры: Ж.-Л. Годар, Л. Бунюэль, Л. Фон Триер, Д. Линч, Б. Блие, Г. Данелия, В. Шукшин, М. Швейцер, А. Коренев).
Последние годы омрачены ненужной философской рефлексией на тему бессмысленности жизни, культуры, любви и дружбы. Однако те же текущие годы согреты теплом семейного счастья, дружеских взаимоотношений и любовных порывов. По совету В. В. Розанова, летнее время В. В. Корнева посвящено сбору грибов и ягод (плюс футбольно-волейбольные страсти, ночные дискотеки на пленэре, походы в Горный Алтай и т. п.), а зима — умственной спячке, сопровождающейся уничтожением малинового варенья и перевариванием впечатлений от прочитанных книг.
Пафос литературно-философской критики, содержащейся в большинстве произведений В. В. Корнева определяется борьбой с торжествующими ныне обывательскими приоритетами: гастро-половым космополитизмом, технократизмом, толерантностью, политкорректностью, карьеризмом, потребительством, бытовой и духовной буржуазностью. Идеал человеческой цивилизации, по В. В. Корневу, — победа коммунизма в радикальном платоновском или ленинском варианте. Идеал исторической личности — Эрнесто Че Гевара.
СУПЕРМАРКЕТ
Известно, что современный супермаркет с успехом выполняет культовые, просветительские, организаторские, идеологические функции, претендуя на статус одного из важнейших социальных институтов. Это стало особенно очевидно в конце
Еще в
В огромном супермаркере Борису Нелокаичу
показывали вайзоры, кондомеры, гарпункели <…>
компотеры, плей-бодеры, люлякеры-кебаберы,
горячие собакеры, холодный
Показывали разные девайсы и бутлегеры,
кингсайзы, голопоптеры, невсейпоры и прочее.
И Борис Нелокаеvitch поклялся, что на родине
Такой же цукермаркерет народу возведет!
Конечно, променяв бесплатное жилье, образование, здравоохранение и прочие реликты тоталитаризма на дорогие фетиши западной торговой культуры (джинсы, кока-колу, шоколад, жевательную резинку и т.п.) восточный, теперь уже не человек, а потребитель, стал умнее и разборчивее. Однако поезд ушел. Теперь у супермаркетов нет конкурентов. Дворцы культуры, книжные магазины, спортивные центры почти все закрыты, перепрофилированы, превращены в барахолки. Всякая мелочь, типа перестроечных «комков» вытеснена с рынка. И вот оно — новое чудо света. Среди серых приземистых городских кварталов возвышаются, как египетские пирамиды, храмы новой товарной религии, пантеоны божественных брендов. От подножия этих величественных построек к вершинам потребления нас возносят эскалаторы. В бесконечных анфиладах цукермаркетов зеленеют целые рощи, бьют фонтаны, звучит слащавая музыка. В стеклянных ячейках и в зеркальных витринах россыпью драгоценностей лежат вожделенные Товары. Симпатичные девушки в форменных одеяниях маркетинговых весталок дарят свои улыбки и бросаются навстречу каждому посетителю.
Нет ни малейших сомнений, что по своему символическому статусу супермаркет соответствует античному Олимпу или христианскому раю. В популярном эссе «Мир как супермаркет» Мишель Уэльбек рассматривает супермаркеты и ночные клубы именно как бинарные означающие рая и ада:
«Супермаркет — настоящий современный рай, — пишет Уэльбек, — житейская борьба прекращается у его дверей. Бедняки, например, сюда вообще не заходят. Люди
Впрочем, дуальные культурные модели часто переворачивают значения семиотических полюсов, и тогда «плюс» оборачивается «минусом», первые становятся последними, грех оборачивается спасением и т.п. Та же самая метаморфоза происходит и с системой «супермаркеты — ночные клубы». Последние могут с успехом играть роль островков истинной свободы и нонконформизма (несмотря на жесткие регламентирующие отбор посетителей процедуры: металлоискатели, клубные карты, «фейсконтроль» и т.п.), а первые превращаются в дисциплинарные учреждения или облегченного типа концлагеря. Начать с того, что на территории супермаркета не действуют нормы гражданского права, поскольку, как замечает в «Записках из торгового дома» Н.Клименко, «охраной порядка в торговых центрах занимаются не копы, а ЧОПы, правила поведения определяются не законами государства, а внутренним распорядком. Даже в незыблемо демократических странах в торговых центрах возможна и активно практикуется цензура… В торговых центрах также может быть ограничена свобода слова и права на демонстрации» [2, с. 11].
Попадая в пространство супермаркета, мы оказываемся в положении пускай не узников, но посетителей тюремного заведения, где никак не избежать контакта с натасканными «секьюрити», электронными системами слежения, магнитными воротами и т.п. На входе у тебя забирают личные вещи, дают в зубы корзинку или тележку (помню, как в только что открытых супермаркетах охранники просто насильно вручали эту корзину, теперь же потребительские рефлексы уже поставлены и необходимость в насилии отпала). Иногда по ходу движения за тобой следуют параноидальные продавцы и стражники (или это у меня одного такой подозрительный вид?). Самое занятное, что на выходе из магазина ты тоже ловишь себя, бывало, на чувстве вины, если маловато набрал всякой байды в корзину, а то и с пустыми руками уходишь. В «нормальных» магазинах такая ситуация немыслима, но в супермаркете, покидая неотоваренным такой оазис изобилия и встречая разочарованные и критические взгляды кассиров, ты действительно чувствуешь себя сволочью.
Другая модель описания супермаркета — лаборатория, научный центр. В «продвинутых» сверхмагазинах системы наблюдения давно выполняют двойственную функцию — помимо собственно контроля, это еще и функция научного наблюдения за реакциями посетителей. Камеры фиксируют особенности восприятия тех или иных продуктов в зависимости от их расположения, формы, упаковки, цвета и т.п. Есть камеры способные считывать изменения объема зрачка и частоту мигания: например, если у нормального человека глаза мигают около 30 раз в минуту, то при расслабленном состоянии — до 20, а показатель около 15 миганий в минуту, наблюдаемый у многих заторможенных потребителей соответствует уже состоянию гипноза или транса. Я сам нередко ловил себя на этом отчужденном состоянии, когда после сомнамбулического прохода по рядам и наполнения корзины грудой ненужных вещей, ты слегка отрезвляешься у кассы или уже на улице. Что ты хотел и что ты в итоге взял — эта бинарная оппозиция тоже наводит на мысль о ненормальном течении реакций и эмоций внутри супермаркета. Особая статья — эксперименты с подпороговыми эффектами, о принципах действия которых сегодня знают все мало-мальски образованные люди, но иммунитета к потребительскими пристрастиям это знание не дает. Мне очень нравится в этой связи сцена из «Рассвета мертвецов» Дж.Ромеро, где, явно пародируя поведение одурманенных обывателей, в супермаркет стекаются отряды зомби и бессмысленно бродят вдоль прилавков. Как объясняет один из героев картины, зомби приходят в супермаркеты «по старой памяти, наверное, это очень важное место в их жизни… Им нужен магазин, но они не знают, зачем. Они просто помнят». Что и говорить, вырабатываемые в потребительских институциях рефлексы сильнее жизни и смерти, они управляют не мозгом, а мозжечком, доходят до самых печенок.
Впрочем, дело не в одних лишь рефлексах, привычках или культовой ауре брендов и супермаркетов. Всем известен тот парадокс рекламы, что самые закаленные и искушенные ее критики все равно совершают в итоге выбор между теми же самыми рекламируемыми (но мнимо альтернативными и конкурентными) торговыми марками. В «Матрице» (часть 2 — «Перезагрузка») братьев Вачовски — в действительно приличного уровня кинорефлексии на темы общества потребления — Архитектор (создатель Матрицы) так поясняет один из главных алгоритмов действия всей системы:
«Найти решение мне помогла программа интуитивного типа, специально созданная для изучения определенных сторон человеческой души. Суть этой программы в следующем: почти 99 % испытуемых принимали правила игры, если им предлагалось право выбора, несмотря на то, что выбор существовал только в их воображении».
Таков именно секрет и супермаркетинговой стратегии. Потребитель находится в полной уверенности, что выбор в этом мире беспредельного изобилия совершает он сам. Покупатель уверен, что его предпочтения — результат эмоционального или интеллектуального самоопределения, что свободный и непосредственный контакт с массой разного типа товаров, в отсутствие посредника-продавца, предполагает самостоятельные решения. Можно сказать, что самое интересное в этом случае не то, что мы покупаем, а то, на что мы покупаемся. Основная «покупка» в супермаркете — это иллюзия свободного выбора. «Программа интуитивного типа» здесь, как и Пифия в «Матрице» всегда предлагает альтернативу, но лишь внутри данных вариантов. Однако как же
Думаю, что супермаркеты — это настоящая эмблема нынешней культуры. Если символами ушедших эпох были храмы, крепости, скульптуры, то наше время увековечило Жратву и Шмотки. Достаточно вспомнить какой ажиотаж вызывало у нас (и вызывает по сей день в странах третьего мира и «третьего Рима») открытие очередного Макдоналдса. Группирующиеся в необъятные очереди туземцы, жаждущие причаститься
1. Уэльбек, М. Мир как супермаркет / М.Уэльбек. М.: Ad Marginem, 2003. — 158 с
2. Клименко, Н. Записки из торгового дома / Н.Клименко // Эксперт-Вещь. 2004. — № 4. — С.
Оргкомитет конкурса