На главную / Интервью / 2017 год

25.05.2017

Евгения Кузнецова: «Последний бастион»

В издательстве «Платина» вышла книга Евгении Кузнецовой «Акулина в бизнесе, или Три жизни…».
«Каждый человек проживает несколько жизней и в свое земное время. У кого-то жизнь плавно и гармонично перетекают одна в другую, мои же делали крутые повороты» — пишет она.
И в самом деле, первая — это время советской власти, вторая — период становления дикого капитализма, когда она стала «первой акулой капитализма» в крае, а затем, сделав дело, резко ушла с поста президента успешной компании. В книге передана культурная атмосфера Красноярска шестидесятых — семидесятых годов, настроение артистической, литературной среды того времени.
Для тех, кто, может быть, забыл: Евгения Георгиевна Кузнецова, известная российская бизнес-леди, многолетний руководитель ОАО «Пикра» (Красноярский пивзавод), первого частного предприятия в крае.
До 2007 года она — Президент фонда Астафьева, человек самого широкого культурного кругозора, много сделавший не только для фондов Астафьева и Поздеева, но и для всей культуры Красноярского края.
После презентации, назначенной на середину апреля, книга поступит в красноярские магазины. Мы предлагаем вам небольшой фрагмент из «Второй жизни», посвященный Виктору Петровичу Астафьеву.
Публикуется с разрешения автора.

Форвардер в наличии

В. П. Астафьев. Последний бастион

29 ноября мне в Стокгольм пришло сообщение: умер Виктор Петрович Астафьев. Было ощущение — рухнул последний бастион.
Виктор Петрович был живой негласной защитой и совестью для многих, и для меня тоже. Тут же нахлынули воспоминания…

В. П. Астафьев вернулся на родину из Вологды в конце 70-х годов. Помню, как на встречу с ним в театре имени Пушкина собрался весь город…

Е. Крупкина, газета «Комок»

«Люди читающие обрадовались… Он говорил не то, чтобы легко и красиво. В его словах звучали боль и правда… Он не обличал коммунистов, не говорил о том, кто отвечает за годы голода и страха в российской истории двадцатого века…
Он знал жизнь куда шире, чем его слушатели Он говорил о гибнущих реках, о загрязнении природы, о загрязнении совести. Эти его слова казались крамолой. Потому что любое живое слово уже было откровением. А тут мудрый, битый жизнью земляк говорил простые, но такие чистые, отмытые в реке слова — будто включил фонарь и светит со сцены… Когда он говорил о душе — запретное слово „Бог“ будто материализовалось, и нам стало ясно, что этот человек верит в Бога и от нас ждет того же.
Он говорил, что не все еще погибло. Есть еще что спасти, сберечь и в душах, и в природе.
Никто из нас, и старых, и молодых, не слышал, чтобы со сцены говорили слова такой силы. И поэтому надежда и вправду поселилась во многих из нас. Потом Астафьев стал просто смыслом нашего большого и малолюдного края. Потому что если в такой страшной и грубой жизни, в таком горе и бедах из мальчонки-сироты вырос крупнейший писатель — это оправдывает нашу жизнь. Значит, и с нами рядом, в нашем пьяном, тоскливом крае горит огонь высокой правды».

Шума и разговоров по поводу его интервью и встреч с читателями было много. Власть скрипела зубами, но вынуждена была терпеть. Виктор Петрович уже тогда был писателем с мировым именем, и с этим приходилось считаться. Однажды, очередной раз упрекая в нелояльности к власти, ему сказали:
— Вас советская власть сделала известным писателем, а вы ее поносите!
На что Виктор Петрович резонно ответил:
— В моей деревне Овсянка народу много, а писателем стал я один.
Он знал себе цену.

У нас было много общих знакомых: семья Володи Зеленова, замечательного скульптора и обаятельного человека, Роман Солнцев, Зорий Яхнин, но с ним я познакомилась случайно в год его 70-летия, у Валерия Ивановича Сергиенко.
Я только что вернулась из Праги, где посмотрела фильм С. Спилберга «Список Шиндлера». Говорила с ним об этом, как всегда, когда чем-то взволнована, и словами и руками.
И вдруг он остановил мой словесный поток:
— Женя, ты не смотри что я такой деревенский мужик, я Спилберга знаю.
— Виктор Петрович, я не только про Спилберга, меня потряс зал, который сидел молча, не вставая с мест, пока шли титры, и свет в зале горел уже минут пять. Люди были потрясены! И была-то в основном молодежь!
— А вот это хорошо! Поддерживать молодежь надо во время.
Это был год, когда по его инициативе был создан Фонд имени В. П. Астафьева.

Из дневника:

Премьера «Бала-маскарада» Д.Верди. Сидела рядом с В.П.Астафьевым и Марией Семеновной. Журналисты РТР брали у него интервью. Виктор Петрович, как всегда, непредсказуем: он, оказывается, слушал эту оперу в 1942 году здесь же в Красноярске в исполнении эвакуированных и объединившихся киевско-днепровско-одесских театров.
Работал в то время железнодорожным сцепщиком, а к музыке приучили в детдоме.

Почему нет времени для более частых встреч с ним и с А. Поздеевым!? Они же — кладезь мудрости! Потом буду жалеть.

Не ожидала, что он придет на мой юбилей, он уже прихварывал. И вдруг вижу, Виктор Петрович поднимается на сцену:
— После того, что происходило вчера, когда в очередной раз русскую землю вскопытило стадо, ведомое пастухами, покрытыми красно-коричневой пылью, мне особенно радостно приветствовать человека, не народ, а человека, вышедшего из него, за спиной которого брезжит свет и остатки того разума, который был и остается в России.

У меня сердце билось как заячий хвост. Я не ожидала и чувствовала себя смущенной от его слов.

6-го октября перед самым моим юбилеем коммунисты вывели народ на акцию протеста по всей стране. Я еще размышляла, не отменить ли свое широкое юбилейное торжество, но дети сказали — нет!

На инаугурации мэра мы с ним сидели на сцене рядом. Заиграли Гимн России — он же Гимн Советского Союза.
Я, как, юный пионер, подскочила, хоть у самой отношение к гимну спорное: с одной стороны привычная с детства мелодия, но и слова тоже отчеканены в памяти:

«Нас вырастил Сталин на радость народу
На труд и на подвиги нас вдохновил…»

Виктор Петрович не шелохнулся.
Я села и говорю:
— Ну, Вы даете, Виктор Петрович!
— Я же сказал, Женя, что под этот гимн не встану. Как же можно? Нельзя.
С первых рядов перед сценой, где сидели ветераны, слышались выкрики: предатель, сволочь.
Лицо у него было горькое, горькое. На ветеранов даже не посмотрел.
Мне на минуту захотелось взглянуть в послужной список тех, кто плевался в его сторону. Я когда-то готовила сценарий к празднованию 40-летия Победы над фашистской Германией на заводе медпрепаратов и изучала личные дела ветеранов в отделе кадров. Чествовали многих, но среди них — единицы прошедших действительно войну. Большинство по-настоящему и не были на фронте, и пороха не нюхали: то сыновья полков, то пришедшие в армию в 1945 году и не доехавшие до фронта, интенданты и радистки… И это же было в прошлом веке! Сколько же их осталось сейчас!?
Протестуют против постановки «Веселого солдата» Астафьева, потому что войну знают по любимым фильмам нашего детства «Небесный тихоход» или «Парень из нашего города», где мы лихачи и герои, а немцы безмозглые дураки.
Война — это не кино, это грязь, кровь и ужас. Горькую правду написал Виктор Петрович и заново пережил весь ад этой войны, пропустил все через свое сердце, и сердце не выдержало.
Сколько крови ему испортили эти несчастные люди. Не помню, чтобы он сильно возмущался ими. Думаю, он их жалел.

«Ах, какие возможности еще заложены в народе нашем замороченном! — писал он В. Я. Курбатову. — Ему б только мешали поменьше, да Бог хоть изредка помогал. Да фашисты-коммунисты снова его б не сбивали с толку! А ведь сбивают, и часть народа, особенно моего поколения охотно сбивается.
Ах, до чего же еще дитя, дитя малое и незрелое в массе своей наш народ. Хоть плачь, хоть руками разводи!»

Правда Астафьева о войне — это его шоковый призыв к миру, если хотите!
Огромная ответственность перед правдой жизни и правдой войны, перед настоящим и будущим, перед литературой и творчеством — вот отправные точки его произведений.
До него были Ремарк и Хемингуэй и, наверное, Виктор Некрасов и Василий Гроссман — кто писал о войне честно.
Маршал Малиновский на вопрос дочери, почему он пишет мемуары о первой, а не второй мировой войне, ответил:
— Пускай врут другие.

— Женя, ты ходатаев от моего имени не привечай, — говорил мне Виктор Петрович, — Надо будет, кому помочь, сам позвоню. А то ведь у меня развелось «друзей», как детей у лейтенанта Шмидта.

Я ему рассказала про одного «писателя из тайги», который пришел ко мне якобы по рекомендации Астафьева. В папке у него было много писем для потенциальных спонсоров, он их перепутал и оставил мне письмо, написанное А. Н. Кузнецову, генеральному директору «Крастяжмаша», другу Виктора Петровича.

Позвонил он мне только раз, попросил, чтобы я возглавила Фонд его имени, где «Пикра» с «Красцветметом» были основными учредителями. При моей занятости, конечно, не было возможности заняться этим всерьез, но и отказать ему я не могла.

Я гордилась его высокой оценкой наших дел.
Из интервью Виктора Петровича:

«В возрождении России великую роль могут сыграть люди, которых называют почему-то »новыми русскими«. Это, конечно, не те русские, хапающие все, что плохо лежит и уже не знающие, как распорядиться награбленным у своего народа богатством. Язык судорогой сводит, когда говорю об этих нуворишах, находящихся у государственного корыта. Речь о деловых, порядочных, культурных людях, которые душой и сердцем болеют за многострадальную державу. Нет, не извелись еще, слава Богу, такие люди. В нашем Красноярске буквально на глазах выросло прекрасное предприятие, название которого »Пикра«. Теперь у нас нет никаких проблем купить в магазине разные безалкогольные напитки. Диву даешься качеству этих напитков. Нет такого благотворительного дела, где бы »Пикра«не участвовала. «Пикровцы» помогают городу и всем, кто нуждается в помощи, в том числе и городской казне».

9 мая, в День Победы, мы с Валентиной Ярошевской пошли к Виктору Петровичу в больницу. У него был первый инсульт. Он плохо говорил. Я понимала только, что он очень ругается, но слов разобрать не могла.
Перевела Валентина, что вчера сиделка-девочка куда-то ушла, а он повернулся, упал с кровати и долго провалялся на полу!
Так унизительно было для него это состояние беспомощности, что он все время повторял:
— На х… нужны люди, которые на полу валяются.
И было жалко его до слез и страшно.
«Новизна старости» — написал когда-то А. Твардовский.
Никакой новизны — старость, болезнь, одиночество — не минует никого.

Из дневника:

«Вчера вместе с Татьяной Давыденко были у Виктора Петровича. Слава Богу, ему лучше. Поднялся и даже чаю попил вместе с нами, но ноги не ходят и левая рука не действует.
Мария Семеновна, конечно, уникальная женщина. Пока сиделка занималась с Виктором Петровичем, она перевспоминала всех — и Валю Распутина и Васю Шукшина. Ее памяти можно позавидовать. Какую массу стихов знает она наизусть! Рассказала, как Виктор Петрович после больницы сидел и плакал, что он не попрощался с ягодами и деревьями, которых, наверное, уже и не увидит. Старость для всех одинакова, для известных и неизвестных. Известным хуже, потому что их именем уже масштабно пользуются, а об элементарных бытовых потребностях вспоминают нечасто.
Мария Семеновна рассказала, что кинорежиссер Миша Литвяков позвонил Никите Михалкову, чтобы тот помог в связи с болезнью Виктор Петровича. Тот прислал деньги.
А после жаловалась Мария Семеновна с десяток человек позвонили:
— Ну, Никита же вам присылал.
Не удержался Никита Сергеевич, попиарил себя.

После того, как депутаты отказали Виктору Петровичу в дополнительной пенсии в 3000 рублей, мы с Валентиной Ярошевской провели пресс-конференцию и рассказали об этом позоре всей России. А выплату дополнительной пенсии (в три раза большей) Фонд имени В. П. Астафьева взял на себя.
Председатель Законодательного собрания А.Усс от стыда за своих соратников по законотворчеству тут же перечислил свою месячную зарплату в наш Фонд.
«Красноярская газета» нас с В. Ярошевской после этой пресс-конференции назвала ошметками интеллигенции или чем-то в этом роде.

Нечаев Антон

Оргкомитет конкурса