На главную / Интервью / 2017 год

03.05.2017

У нас в гостях — писатель Евгений Попов

Материал посвящен памяти Дмитрия Александровича Пригова.

Евгений Анатольевич Попов родился в Красноярске в 1946 году. Окончил Московский геологоразведочный институт. Первая значимая публикация — журнал «Новый мир» 1976 год, с предисловием Василия Шукшина. Автор альманаха «Метрополь». Первая книга — «Веселие Руси» 1981 год, издательство «Ардис» США. Член Шведского и Русского Пен-клубов. Произведения переведены на многие языки мира. Живет в Москве.

Дешевые детские носки

Евгений Анатольевич, к сожалению, повод для разговора грустный: на днях скончался Дмитрий Александрович Пригов (насколько я знаю, не чужой для Вас человек), в апреле умер Роман Солнцев — что это: уходит поколение (они — ровесники, хотя и очень разные, понятное дело), смена литературных эпох? И если так, то, что нас ждет, появление каких авторов на российском литературном пространстве Вы ожидаете (имена, направления, /явки, пароли/ (шучу)? И видите ли Вы себя в этом новом потоке (если случится таковой)? И… насколько велика потеря (Пригов, Солнцев, Ростропович, а может быть и Ельцин, наконец?) Что они для нас (для Вас значили)?

Да, в этом году ушли из жизни один за одним три очень близких мне человека. Роман Горич, над которым я подшучивал во многих моих сочинениях, изображая его то бродячим проповедником, то религиозным неофитом, Роман Солнцев, которого я знаю с 1962 года и Дмитрий Александрович Пригов. Мало кто знает, что Пригов был моим крестным сыном — в прямом, а не переносном смысле этого слова. Пригов крестился в православную веру в 1984 году при моем непосредственном участии. Не знаю, уходит ли поколение. Слава Богу, еще живы, дай им Бог здоровья, старшие — патриарх, режиссер Ю. П. Любимов, ему вот-вот будет 90, В. П. Аксенов, которому 20 августа будет 75, критик И. Н. Соловьева — один из первых авторов рецензий на мои сочинения, ей в ноябре будет 80, Солженицын жив. А вот мои сверстники — кто чуть старше, кто моложе — что-то очень быстро и дружно направились ТУДА.
Я не думаю, что появление новых авторов на российском литературном пространстве напрямую связано с именами ушедших. В литературе каждый НАСТОЯЩИЙ занимает свое место, и нумерация этих мест бессмысленна, равно как и попытка заполнить образовавшуюся пустоту. Ибо пустоты нет. Пригов остался на свом месте, Солнцев — тоже. О Ростороповиче и Ельцине могу сказать только общие слова, потому что не был знаком с ними. Так, видел один-два раза. Считайте, что уже сказал эти слова: и тот, и другой — эпоха.
Мои друзья в первую очередь ценны для меня тем, что они — мои друзья. Роман Горич всегда читал мои рукописи и делал мне замечания, с большей частью которых я не соглашался, но которые, тем не менее, мне были необходимы. Сам он печатался крайне скудно, только тогда, когда ХОТЕЛ. И меня совершенно не смущало, что он печатался в основном у В. Бондаренки в «Дне литературы». Он подлого и глупого никогда ничего не писал, и его печатные трактовки моих текстов по-своему любопытны и интересны, равно как и статьи о писательнице Светлане Васильевой, моей жене. Мы не виделись годами, соотносясь только по телефону, но я знал, что он рядом. А сейчас его нет. Он, кстати, и с «Днем литературы» общался только по почте.
Редко виделся я последнее время и с Дмитрием Александровичем. У него была своя жизнь, у меня — своя. Я очень ценю его как поэта и человека. Теоретические его штудии зачастую оставляли меня равнодушным. У него осталось множество учеников и последователей. Церковь Николы в Толмачах, где его отпевали, была полна людьми. Роман Солнцев для меня еще ближе. Считайте, что вся жизнь вместе прошла. Не буду повторять, сколько он успел сделать в литературе и жизни, это все знают, не случайно на его смерть откликнулись такие разные, зачастую стоящие на полярных жизненных позициях личности. Нас было трое — он, Эдуард Русаков, я. Теперь его нет, и это непреходящая боль для меня.
А никаких «новых авторов» я не жду, потому что они появляются сами по себе. Как трава, которая растет всегда. В России сейчас работает много превосходных литераторов разных возрастов, живущих и в «столицах», и в так называемой провинции, и даже «за бугром». Приводить имена, выстраивать «обойму» — бессмысленно и неэтично. Повторяю, что каждый занимает свое место. Главное — чтобы это место наличествовало. Известность, признание — всё это переменные величины.

Все-таки для нас, красноярцев, уход из жизни Романа Харисовича Солнцева, это, безусловно, почти трагедия (не хочу нагнетать страсти, но вряд ли кто поспорит — Р. Х. С. для литературного Красноярска — это почти как Дали для Фигераса)… Как в связи с этим Вам видится будущее журнала, лицея, прочих литературных проектов? Как Вы думаете — не оставит ли власть (или фонд Прохорова) все это на произвол судьбы? Все-таки с Р. Х. они работали, потому что его знали, у него было имя… Кто может занять его место и может ли кто-нибудь?

Да, это трагедия, и я не хочу золотить пилюлю. Роман Солнцев из редкой ныне породы ДЕЛАТЕЛЕЙ. Он каким-то чудом исхитрялся сотрудничать со всеми и держать на плаву и журнал «День и ночь», и Лицей, и другие, как Вы выражаетесь, «проекты». И это не бесхребетность была и тем более не конформизм, а твердое, не всегда осознанное ощущение своей миссии. Которая заключалась для него не только в создании собственных текстов, но и в
УТВЕРЖДЕНИИ русской современной литературы как единственной ценности в расхристанном «бравом новом мире». И дело даже не в том, что у него несомненно было имя, что он — превосходный литератор. А в какой-то простоватой, иногда наигранной доверительности. Я ведь видел, как, иногда посмеиваясь, общались с «Ромашей» сильные мира сего, от которых он (думаю, что и к их удивлению) почти всегда добивался всего, чего хотел — не мытьем, так катаньем. Может, понимали, что седеющий уже сибирский ПАРЕНЬ хлопочет не для себя, а для ДЕЛА. И возможностей для так называемого КАРЬЕРНОГО РОСТА у него было предостаточно, но он ими не сумел или не захотел воспользоваться, что в принципе одно и то же. Я не думаю, что кто-то сможет заменить его, ибо этот гипотетический «кто-то» не обладает всей совокупностью его качеств, которые привели к тому, что о Красноярске последние годы все чаще и чаще говорили, как о литературной столице Сибири. Разумеется, и за Виктором Петровичем Астафьевым Роман долгое время был, как за каменной стеной. Но вот ушел Виктор Петрович, а дело продолжалось. Должно, непременно должно продолжиться и сейчас.
И это не благое мое пожелание, а насущная необходимость для выживания литературы в Красноярске, нескатывания ее в «провинциальнеость», которую она преодолела, в чем, конечно же, огромная заслуга «собирателя талантов» Романа Солнцева.
Мне кажется, не сочтите за бред, что вам нужно выработать «коллективного Солнцева», поделить между собой его функции, для этого в Красноярске достаточно много ярких личностей, и если они будут действовать сообща, будущее — будет. А если нет — сомкнутся воды, и станет на месте намытой тверди болото. Опять же не стану называть фамилий, но кто-то худо ли, бедно, но способен все же контактировать с «начальством», от которого сильно зависит финансовое положение журнала. Кто-то должен работать с авторами, благо, что авторитет журнала пока что очень высок. Заботиться о так называемых «молодых писателях» — здесь огромное значение имеет Фонд Астафьева, взаимоотношения с «филатовским» Форумом. Внушить местной власти, что литература вообще, а журнал, Фонд и Лицей в частности — важные красноярские ЦЕННОСТИ, потерять которые можно в два счета, но хороший хозяин этого не должен допустить, если он, конечно, не полный идиот, до которого не доходит, что между духовным и денежным процветанием и в стране, и в городе существует хоть и замысловатая, но прямая связь. Имена Солнцева и Астафьева — это подспорье, важные аргументы вашей деятельности БЕЗ НИХ.

Евгений Анатольевич, тяжелый вопрос (и может, напрасный), но когда уходят друзья, что остается… Возможно ли привыкнуть к таким утратам? В Красноярске у Вас, конечно, сохраняются привязанности, но, тем не менее — не стал ли для Вас этот город более далеким? В конце концов — приедете ли еще?

Красноярск — это моя родина. Здесь живут мои родственники, друзья, знакомые, коллеги. На Троицком кладбище лежат мои родители и родители родителей. Красноярск занимает огромное место в моей жизни, город К., стоящий на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан — в моих сочинениях: рассказах, романах, эссе. Я рад, что благодаря (в том числе) и моим скромным текстам, переведенным на разные языки, Красноярск с его неповторимой аурой перестает быть абстракцией для мировой культуры. Жизнь — не рассказ, ее невозможно переписать, и так получилось, что большую часть жизни я прожил в Москве. Но в Красноярск меня все время тянет, я жалею, что не могу здесь бывать чаще, чем получается.
Ну, а к утратам привыкнуть невозможно, единственное спасение — помнить об ушедших ВСЕГДА.

Вы много печатаетесь и в России и за рубежом… С каким литературным
журналом Вам приятнее всего сотрудничать (московским, провинциальным)? И почему? Политика, работа какого журнала Вам кажется на сегодняшний день наиболее интересной?

«Толстые» литературные журналы «Знамя», «Октябрь», «День и ночь», где я — член редколлегии. Издающийся в Самаре-Москве 6 раз в год иллюстрированный «антигламурный» журнал культуры, искусства, науки «Взор», где я принял на себя функции заместителя главного редактора. Интернет-издание «Грани.ру», где я время от времени пишу эссе, какие хочу. Газета «Гудок», от которой я с удовольствием езжу в командировки, а потом печатаю на ее страницах очерки. Вот недавно в Красноярске был, написал о профтехучилище, где учились в свое время Виктор Астафьев и Андрей Поздеев, об Абаканском отделении железной дороги и начальнике этого отделения — толковом сибирском мужике Александре Евгеньевиче Субботине, с которым я был на трассе Абакан-Тайшет, о фирменном поезде «Енисей». Писатель должен ездить по своей стране, знать, как она устроена, о чем говорят, что думают ее граждане. Иначе он становится бледной немочью, несмотря на все его таланты. Указанные издания я и считаю самыми интересными на сегодняшний день. Политика в широком смысле этого слова меня не интересует, а интересуют частности жизненного уклада, которые — выше политики. А журнальная политика, на мой взгляд, состоит в умении лавировать, утишать страсти и выдавать качественный продукт, но я здесь не большой специалист, а скорее наблюдатель. На Западе я сотрудничаю с издательствами, переводчиками и славистами разных стран, среди которых у меня много друзей. Но интерес к русской литературе там сейчас схлынул, вернее, стал избирательным.

Как Вы оцениваете перспективу фонда Астафьева: вложения, нужность и пр. И если можно (а насколько я знаю — Вы следите за молодой российской словесностью), кто из известных Вам молодых авторов мог бы претендовать на премию нашего Фонда?

Фонд Астафьева жизненно необходим стране и Красноярску, об этом я уже говорил выше. Некоторые из известных мне молодых литераторов уже являются лауреатами премии этого Фонда. Тех, кто МОГ БЫ, знаю, но называть не стану. Некорректно.

Нечаев Антон

Оргкомитет конкурса