Солнце жарило вовсю. Посреди улицы танцевали два смерчика, и усталый водовоз, облокотившись на пустой кувшин, провожал их равнодушным взглядом.
А Эрику было холодно. Холод жил у него в затылке и теперь, проснувшись, расползался по всему телу, сковывая движения и наполняя голову странным гулом, из которого временами можно было выловить слова типа «черный воронок» и «приведение приговора». Ему не хотелось даже пытаться прикинуть размеры «черного воронка» и вспомнить, как выглядит эта птица, или же сообразить, куда приводит этот самый «приговор», потому что мысли сковывал холод, с которым надо было обязательно что-то сделать, и как можно скорее.
Эрик шел вдоль по улице, машинально поглядывая на единорогов, тащивших разукрашенные поникшими от жары цветами тележки мимо чайханы, где толстые бородачи в ватных халатах пили зеленый чай, мимо собак, которые подобно трупам лежали в пыли, свесив изо ртов красные тряпки языков. Он прошел мимо дома, на котором висело объявление: «Супердантист. Лечу зубы вампирам, василискам, драконам средних размеров. Стоимость лечения василисков (за риск!) увеличена на двадцать процентов».
Миновав этот дом, Эрик свернул в переулок, прошел его весь, мимо парочки суккубов, стоявших в раскованных позах возле дома, на котором белела вывеска «Хаза Хусейна. Здесь вы получите все!».
Остановившись возле невысокого забора и оглянувшись на суккубов, которые безразлично смотрели куда-то вверх, Эрик раздвинул доски. Проскользнув в образовавшийся лаз, он оказался на базаре.
Холод и не думал отпускать его тело. Поэтому Эрик вяло побрел сквозь многоцветье базарной толпы, мимо лотков с самыми различными товарами, потных, отчаянно зазывавших покупателей продавцов, не менее отчаянно торговавшихся покупателей, а также пыльных нищих.
Он шел через толпу, криво усмехаясь, правой рукой придерживая полы старого брезентового плаща, расталкивая тех, кто не уступал ему дорогу. Впрочем, таких было немного. Его деревянная походка безошибочно указывала на то, чем он является.
Какая-то бабенка упустила утку, и та, забив крыльями, попыталась взлететь, но не смогла и бестолково заметалась по базару, истошно крякая, роняя на утоптанную землю белые перья. Мужик в рваном армяке, проводив Эрика внимательным взглядом и вполголоса выматерившись, вытащил из кармана кисет. Ловко орудуя пальцами, он свернул цигарку и судорожно закурил. Два дюжих парня остановились за его спиной, и один из них сказал вслед Эрику:
— Ну ты, фраер…
Даже не обернувшись, тот снял с головы шапку, помахал ею перед лицом, словно ему было жарко, и у парней, когда они увидели его затылок, вытянулись лица.
— Зомби, — сказал торговавший финиками седой дедок.
Эрик даже бровью не повел, а все шел вперед, размеренно переставляя ноги, и лица людей, которые его видели, недовольно кривились, будто они неожиданно посреди яркого праздника цветов и жизни услышали заунывный звон кладбищенского колокола.
А солнце жарило немилосердно, и мутные ручейки пота промывали морщины на лицах пожилых крестьян и крестьянок.
— Господи Иисусе, спаси и сохрани… о великий бык Мордух и сын его, владыка подземного царства… О Один могучий, в шлеме наших отцов, защити меня своим огненным мечом… — едва слышно бормотала девчонка с васильковыми испуганными глазами.
А Эрик все шел через толпу, неторопливо и размеренно, зная, что стоит ему хоть на секунду остановиться, как это разорвет невидимую паутину, которая опустилась на людей, мешая им опомниться и броситься на него, чтобы наказать за святотатство.
(Пусть зомби будут в их городе, пусть они даже изредка появляются днем на улицах. Но не хватает еще, чтобы они шлялись по базару! Нет, это недопустимо!)
Чувствуя, как отступает холод, Эрик искренне наслаждался ситуацией, вдруг узнав, что это ему доступно. Ему даже на секунду показалось, что у него вот-вот забьется сердце. Наверное, в этот момент его лицо слегка дрогнуло. Что-то изменилось, с людей спали невидимые путы. Эрик услышал, как многие вокруг него едва слышно вздохнули, словно пробуждаясь от сна, и понял, что теперь у него осталось всего несколько секунд.
Впрочем, до выхода с базара тоже было совсем чуть-чуть. Эрик побежал. Он даже успел проскочить через ворота базара, возле которых стоял здоровенный дэв. Увидев Эрика, тот вздрогнул и, заморгав большими, слегка навыкате глазами, схватился за меч, но зомби успел проскользнуть мимо, похожий на серого призрака в своем брезентовом плаще, в правом кармане которого позвякивало золото, найденное в заброшенном пеликанском городе.
Базар взорвался гневными криками, потом послышался топот.
Вообще-то именно это Эрику и было нужно. Он припустил со всех ног. Кто-то из гнавшейся за ним толпы все же изловчился метнуть ему вслед огромный ржавый гвоздь, который воткнулся Эрику в плечо. Впрочем, это были пустяки, совершеннейшие пустяки. На бегу выдернув гвоздь, Эрик отшвырнул его далеко в сторону и поднажал.
Толпа сзади яростно взвыла.
Все-таки у него было преимущество. Он мог бежать сколько угодно долго и совершенно не бояться того, что не хватит воздуха в легких или что сердце, не справившись с бешеной гонкой, заставит его остановиться.
Оглянувшись, Эрик увидел, что его преследуют человек тридцать, и удовлетворенно улыбнулся.
Вот теперь-то побегаем! Сейчас вы растрясете свой жирок, господа благонадежные торговцы и не менее благонадежные покупатели. Вы, считающие меня совсем не человеком, попробуйте-ка догнать и покарать за дерзость. Мы славно повеселимся!
Злорадно улыбаясь, Эрик бежал по улице, хорошо представляя, каково приходится тем, кто за ним гонится. Он слышал сзади шумное дыхание потной, злобной толпы, вооруженной колами и огромными, прихваченными на рынке мясницкими ножами.
Правда, минут через пятнадцать она поредела, но все же оставалось еще человек двадцать самых упорных и выносливых, видимо, решивших догнать его во что бы то ни стало.
Сворачивая в узкий переулок, Эрик даже подумал, что такое упорство заслуживает уважения.
Хотя, если честно сказать, погоня ему уже надоела. Чувствуя, как отступает холод, Эрик решил, что пора с этим покончить, и, кроме того, ему просто стало жалко людей, с таким завидным упорством его преследовавших.
Он оглянулся.
Ближе всех к нему бежал молодой парень в шортах и расстегнутой красной рубахе. Маленькая иконка Матери-Спасительницы болталась на его волосатой груди. Дышал он широко и ровно.
Отделаться от него было трудно, но все же…
Те, кто бежал дальше, сливались в сплошную массу. Да, собственно, ему и не нужно было их разглядывать.
Пробежав еще полсотни шагов, он повернулся и резко остановился. Высоко вскинув над головой руки, Эрик оскалился и дико зарычал. Бежавший впереди парень по инерции едва не врезался в него.
Страшная рожа, которую скорчил Эрик, и вытянутые вверх руки сделали свое дело. Парень закричал от испуга и отпрянул назад. Этого было достаточно. В ту же секунду Эрик уцепился за торчащую из стены над его головой балку, на которой висел жестяной сапог, знак лавки сапожника, и мгновенно подтянулся. Сев на балку верхом, он вскочил и перепрыгнул на крышу. Обернувшись, он еще успел увидеть распаренную толпу, бледное лицо бежавшего впереди паренька, струйку, которая стекала по его ноге из-под шорт, и, помахав на прощание рукой, побежал прочь.
Кто-то выстрелил в него из окна ближайшей мансарды, и, посмотрев в ту сторону, Эрик увидел прекрасное девичье лицо, обрамленное пушистыми светлыми волосами, а также толстое дуло мушкета, из которого вился дымок. Перепрыгивая на соседнюю крышу, он покачал головой.
Мушкет — плохо, очень плохо. Какая-нибудь магазинка была бы для него словно дробина слону, а вот мушкетная пуля способна, например, начисто снести голову.
Эрик миновал с пяток крыш, потом спрыгнул вниз, в пыльный переулок, в котором не было ни одной живой души. Он пробежал его до конца, выскочил на более широкую улицу, промчался через покрытый чахлой, съеденной зноем травой дворик. Коза, которая была привязана в нем и в этот момент пила воду из деревянного корыта, проводила его задумчивым, меланхоличным взглядом. Потом был еще один узкий и запутанный, как лабиринт, переулок.
Эрик с размаху нырнул под навес во дворе очередного заброшенного дома и остановился там, прислушиваясь к крикам и шуму погони, которая явно уходила левее. Точно, совсем неподалеку от него по крыше соседнего дома протопали чьи-то ноги. Потом шум погони стал удаляться.
Тогда Эрик огляделся.
Погоня его не интересовала, поскольку она должна была вот-вот прекратиться. Не могут же люди бегать за ним весь день?! Вот только нужно подождать с часок, чтобы все наверняка стихло.
Он огляделся и увидел, что здесь, под навесом, имелась дверь в подвальчик, в котором, наверное, когда-то хранили уголь. Вот она со скрипом отворилась, и из-за нее выглянул старик с пышными, тронутыми молью усами. Лицо у него было синюшное, какое бывает у тех, кто отравился газом.
— Развлекаешься? — угрюмо спросил старик. Было совершенно ясно, что ему просто скучно и он задал этот вопрос, надеясь втянуть Эрика в разговор.
— Ага! — идиотски улыбнувшись, сказал Эрик.
— Ну-ну, — осуждающе покачал головой старик. — Доиграешься когда-нибудь…
— Ага! — согласился с ним Эрик и вытаращил глаза.
Покачав головой, старик скрылся в подвальчике, но дверь за собой не закрыл. Эрик слышал, как он там завозился, видимо, устраиваясь поудобнее. Потом что-то заскрипело, и послышался недовольный женский голос:
— Ну и что там?
— Так, пустяки. Похоже, какой-то парень с людьми в догонялки играет.
— Неймется ему, мазурику. Допрыгается, накличет на себя беду, не попадет в Вингальв, а будет жить здесь вечно, и это ему только поделом.
— Помолчи, старая трещотка, — послышался недовольный голос старика. — В жизни мне не давала покоя и после смерти — тоже. Чума на тебя. Ну балуется паренек. Так это его дело, не наше. А на месте Господа Спасителя так я бы лучше в Вингальв не взял тебя. Или же взял, но сначала укоротил язык раза в три, не меньше.
— Все-то тебе бы зверствовать, старый хрыч. Уморил меня, а теперь еще что-то бормочешь. Кто тебе свою молодость отдал и красоту?
— Это я тебя уморил? — поразился старик. — Да ты же сама сказала, что так больше жить нельзя. Это когда меня лишили пенсии и осталось лишь умирать с голоду. Ведь ты сказала, будто хочешь уйти сама, чтобы этим гадам наша смерть аукнулась.
— А ты меня поддержал, хотя как любящий муж не должен был. Уж если хотел развязаться с жизнью, так и ушел бы один. Меня-то зачем прихватил?
— Действительно, зачем? — послышался вдруг задумчивый голос старика. — Тьфу на тебя, старая корова. Нет, это теперь получается, что только я и виноват?
— А кто же? Краник-то у газовой плиты отвернул ты!
— Но ты же сказала, что это должен сделать  я.
— Сказать-то сказала, но мало ли что я говорю, а ты, конечно, рад стараться. Ты всегда был рад, всегда…
Из подвальчика послышались рыдания старухи, и Эрик представил, как старик, отвернувшись от нее, страдальчески морщится. А толстая старуха с синюшным лицом все плачет, вернее говоря, пытается плакать, поскольку слезы из ее глаз не льются, и говорит:
— Господи, Господи, помоги мне с этим человеком! Зачем ты забрал нас одновременно? Боже, я думала, что царствие твое — это деревья и ангелы… арфы и благодать. О, как я хотела благодати, Господи. А тут… Да полно, царствие ли это твое? Дай мне хоть один маленький знак, что это оно и таким должно быть. Тогда я успокоюсь и все приму. Только бы знать, что это по твоей воле, Господи, а не искушение врага рода человеческого.
Эрику вдруг стало неудобно подслушивать, и он вышел из-под навеса на солнце, а там, постояв некоторое время посреди дворика, махнул рукой, решив, что ждать больше не имеет смысла. Наверняка те, кто за ним гнался, пьют теперь чай в какой-нибудь чайхане и обсуждают достоинства военных фениксов. В конце концов, если что, он опять убежит по крышам или же придумает другой трюк, такой же успешный. А еще крысиный король наверняка его уже ждет в условленном месте.
Махнув рукой, Эрик быстрым шагом направился из дворика на улицу и на выходе из него чуть ли не лицом к лицу столкнулся с девчушкой лет девяти-десяти. Самая обыкновенная девчонка: копна волос, худые загорелые до черноты руки и ноги, капризно вздернутый нос, голубые глаза. Она стояла перед ним и держала резиновый мячик, а потом, неожиданно испугавшись, выпустила его из рук, и тот покатился к ногам Эрика.

Прочитать всю повесть: