09.04.2007
Саввиных Марина Олеговна родилась в 1956 году, закончила Красноярский пединститут с отличием, работала учителем в Красноярске, во Владивостоке. В настоящее время — директор первого в России Литературного лицея, лауреат премии фонда имени В. П. Астафьева по итогам 1994 года. Автор книг стихов и прозы: «Фамильное серебро», «Глиняный пятигранник», «MAIL.RU», «Собеседники». Живет в Красноярске.
Ироикомическая сюита в письмах ОТ ИЗДАТЕЛЯ. В конце марта 200… года некая дама, просившая не раскрывать ее инкогнито, передала мне текст своей электронной переписки с небезызвестным ныне писателем, начинавшим тогда (несколько лет назад) карьеру автора психологической прозы. Этот поступок она объяснила желанием, с одной стороны, избавиться от мучительных воспоминаний, с другой, — сохранить для читающего потомства грустную и поучительную историю, в которой, как море — в капле воды, отразились надежды, страхи и дерзания как минимум двух смежных интеллигентских поколений последнего «порубежья». Прочитав текст, я, не без внутренних колебаний, решилась предложить его вниманию просвещенной публики. Разумеется, имена героев при редактировании изменены и все детали, могущие повести к раскрытию подлинных лиц и событий, сняты. М.С. ГЛАВА ПЕРВАЯ. МЕЛОДРАМА. ОН. Я получаю письма, и ты, наверное, уже получила мое с объяснением молчания — не мог выйти на почту, не работал сервер или что, не знаю… Я так привык к нашей переписке! ОНА. Ночь, пароход, Катулл… ОН. Жаль, что ты едешь в Москву, то есть это, конечно, хорошо, здорово. Жаль, что несколько дней не будем переписываться. Надеюсь, у нас еще есть возможность обменяться письмами в Воскресенье. Слушай, дни недели ОН. Еще раз привет, Ульяна! Второй за сегодня. Второе яблоко, так сказать. ОНА. Вовсе нелегко советовать… Если бы я сама не прошла «адовы круги», то не только не чувствовала бы в себе и вокруг свободное пространство, но и советовать бы не смела. Я же, в общем, не брюзга. Как тебе кажется? Просто (извини!) у меня почти на десяток лет опыта больше! И какого опыта!!! Помнишь, у Заболоцкого? «о! сколько мертвых тел я отделил от ОН. С приездом, Ульяна! Счастлив продолжить общение. Как прошла поездка? ОНА. И я — счастлива продолжить. Съездила более или менее сносно, хотя Москва удручающе примитивна в своих претензиях на все, кроме твоего «духовного потенциала». Сребровласый батюшка, стоявший с кружкой для пожертвований возле Успенского собора, приняв мою скромную лепту, перекрестил меня и сказал: «Здоровья, развития и успеха!». Прям методолог, а не поп… Знаешь, «москвичи» — это уже некая особая каста, специально, видимо, ОН. Привет! Письмо твое прочитал утром, до работы, а отвечаю вот уже только ночью. Про священника очень забавно. И в отношении Москвы я с тобой солидарен. Помнишь, в Китае была традиция время от времени переводить столицу в другой город, в другую провинцию. Это делалось, когда предыдущую провинцию эта самая столица разоряла и прожирала дотла. Целую. Андрей. ОНА. Здравствуй, Андрей! Я пишу тебе так длинно, а ты мне так кратко… Дискриминация! Вчера прочла твое письмо, полученное по почте, сегодня отправила ответ на Главпочтамт. Ты сможешь получить его дня через четыре. Я своим письмом недовольна — «потсфактум». Очень трудно преодолеть тот полемический запал, который неисповедимо приняла наша традиционная (почтовая) переписка. Мне, действительно, часто хочется спорить с тобой и спорить очень резко… наверное, это неправильно. Но ты ведь каждой фразой как бы ставишь под сомнение мою полноценность… это обидно. Электронная почта этот синдром ОН. Прости, пожалуйста, я сам чувствую вину за свою лаконичность. Просто был слишком усталым. В голове после прошедшего дня ничего, кроме глухого гула раздражения. ОНА. Очень хочется поскулить, похныкать, смочить невинною слезой твое плечо, чтобы ты погладил меня по головке… именно ты ОН. Привет, Ульяна. Немного посидел в надежде на твой скорый ответ и иду спать. Завтра с утра рано вставать, читать лекцию по Сартру людям, которые и Франсуазы Саган не откроют. Я, впрочем, ее тоже не читал. До завтра. У нас уже почти полночь. Андрей. ОНА. Добрый вечер! Как это в сказке сказывается — «не нужны мне твои ржаные пирожки, у мово батюшки и пшеничные не едятся!» Это я про Сартра и Саган. Саган — прелестная писательница… Особенно «Здравствуй, грусть» у нее хороша. Такая тонкая психологическая драма о том, как жизнь двух прекрасных, любящих друг друга, взрослых людей, мужчины и женщины, разрушила эгоистичная вздорная девчонка-подросток, решившая во что бы то ни стало влезть между ними. Женщина в конце концов погибает, разбившись в автомобиле. Причем автор дает понять, что это — самоубийство, скорее всего. Помню, я работала на компьютере, а Серегин валялся на диване с этой книжкой… Вдруг он вскочил, схватил меня за руку и произнес загадочную фразу: «Какое счастье, что ты жива!». Я только потом поняла, в чем дело. Он тоже всегда читал «чужое» исключительно сквозь призму «своего». Грустно вспоминать… Так что не презирай слишком почитателей Саган. Я тоже ее люблю, несмотря на все свое эстетическое зловредство. А вот «Женщина в песках» (Кобо Абэ) в своем назойливом метафоризме мне кажется вымученной и не задела меня вовсе… Впрочем, оставим японцев на потом, ладно? Пиши скорей. Ульяна. ОН. Привет, не хотел обижать Саган и тебя. Только что пришел, дай немного отдышаться, сообразить. Если на связи, то оставайся. Я сейчас вспомню, кто я, и напишу ОНА. Привет! Ты, мне кажется, пребываешь в глубочайшем заблуждении относительно моей осведомленности в области современной литературы… Я все больше по пятому-четвертому веку до нашей эры. По Еврипиду, например… по Платону… Очень люблю Симонида Кеосского (о котором Протагор и Сократ спорят в «Протагоре», помнишь?). Я не читала Агеева! ОН. Согласен, Ульяна, покончим с литературой. Полагаю, это не выбьет почву ОНА. Здравствуй, Андрей! Не болей, пожалуйста… я безмерно досадую на себя за свои спонтанные истерические всплески. Конечно, я на них права никакого не имею. Но мне последнее время тоже приходится нелегко… более чем. Это нисколько не оправдывает мои поступки, поступки взрослого человека, но все же. Если бы ты знал, в какую кольчугу мне приходится заковывать себя, чтобы не наболтать тебе глупостей — от самых восторженных до самых саркастических… Обещаю держать себя в узде! Хотя это тоже глупо, но, по крайней мере, способствует общей гармонии и безопасности. Я просто скучаю по Вашей милости. И тихо вибрирую от того самого творческого азарта, что, как Вы знаете, может претворить воду в вино, но может и целебное вино сделать ядом! Пиши. Я, как настоящая «русская пианистка», выхожу на связь в 16.00 по московскому времени. Ульяна. ОН. Привет! День закончен, тишина. Мыл посуду, пока дочка засыпала. Вымыл, и в мойке стоял, обтекая, противень. Поймал его боковым зрением, как нечто светящееся, и улыбнулся без причины. Сел на край стола и смотрел на него, как на серебряное зеркало, чувствуя себя в этой лирической задумчивости прямо Золушкой ОНА. О, cheri… i love you… je t'aime… ich liebe dich… io ti amo… как еще? ОН. Ульяна, большое спасибо за все эти сладкие восклицания. Как это бодрит! Прочел утром, вступая в очередной серый день и… посветлел, зашагал, а не поплелся. Видишь, какой я… эгоист?.. себялюбец?.. ведь нет?.. Просто… ну, это важно. Целую. Андрей. ОН. ОНА. Русская пианистка явилась за полночь домой. «Уж ты где, жена, жена, шаталася?» — спросили ее у порога. Мягко спросили, ОН. Мой привет наезднице полнолуний! Как прошли ее полеты? В порядке ли метла и волшебный крем? Завтра мне читать лекцию уже в 8.30, пойду ложиться. Целую. Андрей. ОНА. Это было не мое «деньрождение», а двухсотлетие Федора Тютчева. Я считаю его своим духовным «прапрародителем», хотя убогие поляки в Варшаве скривили свои шляхетские рты, когда я им об этом сказала. Они глубоко убеждены, что русская поэзия кончилась на Бродском. Что до крошки Мими… Мне нравится быть обожаемой, хотя я этому всему фейерверку не верю нисколько, но все равно приятно, когда тебе рукоплещут и расточают комплименты, правда же? Что из того, что 90% расточающих тебе комплименты делают это в надежде ОНА. На ОН. Привет, я тоже здесь, только сейчас пришел домой. Было заседание кафедры, потом еще надо было зайти отдать приятелю диски, книги, кассеты. Мы с ним обмениваемся. Он сегодня как раз охраняет ОН. «Продолжаем разговор» — помнишь, какой мультгерой так говорил? ОНА. Я ОНА. Я здесь… Как дела? Дождусь ли я сегодня Вашего визита? Пока-пока… Ульяна. ОН. Продолжаю оставаться «в эфире», занимаясь одновременно домашними делами, стиркой, приборкой, одновременно играю с дочкой, ну и, конечно, жду твоего письма в ответ на мое только что отправленное, извини возможные ошибки, меня дочка держит за левую руку и требует, чтобы я нашел кисточку. Ульяна, если ты хочешь приехать, то перед кем мне вообще притворятся, что это официальный визит, ты имела в виду не притворяться перед самим собой? верно? Нет, я не буду этого делать. Целую. Андрей. ОНА. ОН. Ох, Ульяна, не травите душу, да я хоть сейчас, купание в любви, даже закавычивать не стану. Целую. Андрей. Прочитать произведение целиком:
(отрывок)
Эта неделя была не то что суматошная, но
Сегодня, дожидаясь часа выхода на связь, сидел, листал антологию американской поэзии
Ужасно, когда не можешь писать (в смысле литературу) регулярно. Чувствуешь себя в пустоте, как наркоман без дозы. Сегодня прочел вполне бездарную лекцию о Кафке и остался к этому совершенно равнодушен. Просто Ионыч
Не работай так много, это вредно. Прими этот совет, услышав в нем Катулловскую интонацию заботливой нежности. Помнишь «птичку», ночь, пароход…
Целую. Андрей.
Луны дублон ущербный…
Ты опрокинул стул!
Mon cher, ты сдался первый!
Конечно, вредно работать. Жить в общем тоже смертельно опасно, но разве можно пренебречь свистом удачи в снастях? Просто я сейчас в состоянии гончей, которая жадно ловит ноздрями воздух. Если бы ты знал, КАК ты мне нужен ЗДЕСЬ! Не принимая даже во внимание личную сторону вопроса… Знаешь, что такое «шестое чувство»? Я, кажется, поняла. Это — откровение «верхней» воли. Опять тысячи возможностей впасть в соблазн и только одно верное решение. Стальная стрелка тянется к магниту. Ее не обманешь. Так и здесь. Нельзя же объяснить деревянным, что именно тебя, стальную, заставило выбрать один из десятка совершенно одинаковых камешков. Им же нечем почувствовать, что этот один — намагничен. Вот я и кручу башкой. Это такой азарт!!! Понимаешь? Обязательно нужно менять
Целую. Андрей.
Перемени… Вольно Вам советовать. То, на что я хотел бы переменить, невозможно технически. Мы (я) тут, конечно, работаем над «программой реформ»… Пытаемся влить свежую кровь… Словом, не знаю, что и сказать, чтобы не выглядеть дураком вовсе… Хотя перед тобой я могу позволить себе эту феерическую роскошь. Этим, пожалуй, можно измерять степень близости и доверия — перед кем можешь, перед кем нет… Целую. Андрей.
собственного тела!» Как минимум, четыре «тела» я уже от себя отделила. Думаешь, это не больно? Я часто думаю, о страшной буддийской формуле «любви-непривязанности». Отсюда до «нирваны» — рукой подать. А что такое «нирвана», как не абсолютный нуль личности? Никого не любить, включая себя, значит — любить всех. И — наоборот. Ни к кому не привязываться и никого не привязывать к себе. Наверное, это идеальная схема изживания жизни в форме старости… это ведь так остро чувствуешь — угасание природы, инстинктов, страстей; исчезновение деятельной, энергической атмосферы, в которую погружен твой разум… Поэтому, пока есть силы, надо карабкаться наверх (не в смысле карьеры, а в смысле духовной концентрации). Какую такую «несвободу» может испытывать тот, кто сидит на вершине горы, ни в чем не нуждаясь при этом? В Москву я, кажется,
У меня ничего особо нового. Целую. Андрей.
Я тоже почувствовал, что по электронной почте мы
Сегодня дал три английских урока — один 1,5 и два
Саган в твоем пересказе напомнила мне набоковскую «Камеру обскура». Тебе, кажется, не нравится Набоков? Ульяна, ты наверняка читала «Роман с кокаином» Агеева. А в курсе ли ты полемики об его авторстве? И если да, то какой точки зрения придерживаешься. Я сейчас перечитываю в автобусах эту книжку.
У нас, как я уже сказал, снег. Мороз и полнолуние. В подъезде ночует несчастный бродяга, что придает чувство уюта и тепла домашней обстановке, хотя это, конечно, бессовестно — так гедонистически относиться к чужой беде, но происходит само, против воли.
Дочка опять простыла и с понедельника в сад снова не идет.
Неприятности иногда наполняют меня чувством приятного безразличия, так бывает у тебя?
Целую. Андрей.
Ульяна, дорогая, не сдерживай себя, скажи
Привет, Ульяна, как прошел день? Я никак не соберусь с силами (моральными) сесть и перечитать, выправить уже законченную рукопись. Эта часть работы для меня всегда самая скучная, когда все уже написано, сказано и изменить по существу уже ничего невозможно, когда живой интерес и азарт уже в прошлом и многое кажется уже не так удачно сделано, как это виделось в горячке процесса. Я думаю, о литературе самодельной говорить можно… Но не уверен. Сегодня (уже не первый день) полнолуние, всегда по особому ощущаемое зимой, сквозь мороз и снег на крышах, почти рождественское. Я раньше очень любил Новый год. Теперь вообще не люблю праздники, особенно шумные с гостями, застольем и разговорами. Один раз в такой компании поймал себя на том, что лицо диктора в телевизоре самое «родное», самое «референтное». Раньше было проще. Когда выпьешь, отключаешь критику ситуации и людей. Трезво смотреть на мир утомительно. Но уже привычно. Целую. Андрей.
Я тут пропустил время подачи документов на конкурс. Ты знаешь эту систему. Раз в пять лет надо. Мне сказали, что могут уволить в трехдневный срок. Я только улыбнулся. Мне, в принципе, хоть в однодневный. Иногда, в самом деле, думаешь — хоть бы уволили меня за
* * * Ни возгласа, ни шороха — ни звука… * * * — Тот, кто помнит конечное все и начальное: * * * Какая мысль исходная одна Река Гераклита * * * Ты мною становишься тихо — И, бедное детище смога, Не пламя мое проливное, * * * К памяти А вдруг обнажится твой лик изменчивый? * * * Первомыслью сжимает виски, Ты меня, повилика, не тронь! Я пришла! пред звездой становлюсь И еще ничего не прошу: То ли это заманчивый плод К морю На судьбу, на радость, на тоску За мои земные пустяки Может, память множества веков, Может быть, И клубились надо мной, струясь, ………………………….. Вот он, вот — искомый край земли… А за ним все только повторится: Прочитать произведение целиком:
Кто ощутил восторг именованья —
Испепелясь в пылу соревнованья,
Но
Тот Богу уподобился один!
Лишь ты да тьма… да вещей крови звон:
Себя перемогающая мука
Из ничего явившихся имен…
Что поешь мне, скворец, — упокой или здравие?
Колокольцев своих для меня не жалей!
Кто поставил багряное Слово в заглавие
Вовсе было законченной книги моей?
Тьму начал без концов и концов без начал…
Это Слово багряное, Слово печальное —
Твой восход и закат, твой полет и причал…
Что знаю я о том, что я люблю?
Что ведаю о том, что ненавижу,
Когда неуловимое ловлю
И — будто бы — невидимое вижу?
Вовне перемещает угол зренья,
Чтоб осветилось зримое — со дна,
Из бездны нулевого измеренья,
Где всякий смысл — как уголек в золе,
Где созревают токи грозовые?!
………………………….
Не та ли, что по выжженной земле
Рассеивает семена живые?
Я — скрипка полдневного зноя.
Я — голос полночной звезды.
Ты тихо становишься мною
К излету последней версты.
Так ходики тихо стучат…
Вдыхает судьба-повариха
Не амбру, а кухонный чад,
Ты брел бы во мгле наугад,
Когда бы не эта дорога,
Не мой искупительный яд,
Которым становишься ты…
Я — скрипка полдневного зноя.
Я — голос полночной звезды.
Облетает сирень, облетает…
Оплывают лиловые свечи…
Неотступно над нами витают
Наших завтрашних мыслей предтечи.
В душном, грешном, больном и беспечном,
В час, лишь косвенно сердцу известный —
Словно зов, отдаленно воскресный,
В восклицанье сквозит просторечном…
Зачем я по самым тоненьким жилочкам,
По капиллярчикам и нейрончикам
Пройтись норовлю металлом назойливым,
Чушуйки слоистых пластов соскабливаю?..
А вдруг я все же сниму проклятие,
Как реставратор снимает записи
С лазури и злата фрески униженной?..
Вон какая трава на буграх,
Где мое прасознание дремлет!..
Первобытный младенческий страх
Первозданное тело объемлет,
Первовзглядом касается света,
И душа ускользает в пески
По зеленым сосудикам лета…
Пусть в степном заколдованном мраке
Черный пес мою лижет ладонь
И луной наполняются маки:
Близ огня своего и ночлега,
Но еще никому не молюсь В ожидании ливня и снега,
Ни любви, ни удачного лова,
Потому что неровно дышу
В предвкушении первого слова…
В небесах над моей головою?
То ли тихо из плоти растет
Бархатистою веткой живою?
Сине море. Тихий океан.
Ласковая грозная marina,
По тебе печаль моя старинна,
Как кривой пиратский ятаган.
Я с тобою имя разделила,
Словно по зыбучему песку
До рожденья след свой проложила…
Не сулило ты мне благодати —
Что же сердце рвется на куски
Синевы твоей просторной ради?!
Тайная, как азбука этрусков,
Дремлет
Так же, как в изгибах лепестков
Нежных перламутровых моллюсков?
Без сознанья, голоса и глаза,
Я лежала в мутной глубине
Ожидая Божьего приказа?
Трех Лемурий лунные обломки…
О ненарушаемая связь!
Непереступаемые кромки!
Здравствуй, море! На седом мысу,
Изогнувшемся, как птичий коготь,
Добрый зверь, мурлычущий внизу,
Хочется рукой тебя потрогать!
Чистый снег и чистая страница,
Время слез однажды повторится,
Чтоб мы вновь его превозмогли…
И все слова придумаю впервые…
Оргкомитет конкурса